Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах.

Робинсон Джон Джей

Потратив год на споры и взаимные нападки, французские кардиналы убедили итальянцев выбрать весьма необычный подход. Первым делом все они должны согласиться избрать Папу не из числа кардиналов, дабы никто из выборщиков не продвигал себя, а пекся лишь о благе церкви. Далее французская фракция обязуется не более чем за сорок дней избрать Папу из числа трех кандидатов, отобранных итальянцами.

Идея эта исходила от Филиппа Красивого – вероятно, с подачи Гийома де Ногаре. Французские кардиналы, все до единого владевшие землями и доходными местами во Франции, пребывали в полнейшей зависимости от Филиппа. Уловка же состояла в том, что Филиппу предстояло выявить вероятного кандидата итальянцев и сторговаться с ним: исход решающих окончательных выборов в обмен на ряд обязательств кандидата перед французской короной. Выбор он остановил на архиепископе Бордо Бертране де Готе. Он представлялся наиболее вероятным кандидатом, поскольку встал на сторону Бонифация VIII против Филиппа и славился громогласными проклятьями, каковые обрушивал на голову французского короля. Сверх того, де Гот не подчинялся Филиппу, потому что Бордо, хоть и относился к Франции, находился в руках англичан,

и Филипп не обладал над ним ни политической, ни экономической властью. Филиппа же он привлек тем, что если в груди Бертрана де Гота и полыхало какое-то всепожирающее пламя, то это было пламя желания причаститься богатств, почестей и могущества, преподносимых вместе с папской тиарой. Он пошел бы на все, согласился бы на что угодно, только бы стать Папой. Прилюдно он продолжал бранить французского короля, но вдали от глаз людских тайно затевал сговор.

Сделать следующего Папу своей марионеткой Филиппу требовалось прежде всего ради воплощения плана наложить руку на богатства тамплиеров Франции. План, разработанный де Ногаре, сулил целый ряд существенных выгод. Легкость, с которой тамплиеры выложили золото Филиппу в долг на приданое дочери, говорила, что в распоряжении тамплиеров, наверное, есть еще немалая груда сокровищ, сулящая весьма желанный трофей в звонкой монете. Далее, он избавлял Филиппа от неоплаченных долгов ордену Храма. Если обвинение в ереси удастся доказать, можно на законном основании отобрать обширные владения тамплиеров во Франции, а после продать или придержать их ради грядущих доходов. А поскольку тамплиеры подчиняются только Папе и пользуются льготами и привилегиями, дарованными церковью, обвинение в ереси должны предъявлять церковные трибуналы. Из-за отсутствия улик в подтверждение обвинений оставалось только обратиться к инквизиторам, дабы те пустили в ход свое искусное умение вытягивать признания. В общем и целом, любой план сокрушения тамплиеров требовал одобрения и сотрудничества нового Папы.

Архиепископ де Гот согласился, что Филипп имеет право обложить валовые доходы французского духовенства десятиной на срок в пять лет. Согласился снять отлучение и отменить прочие санкции против рода Колонна, а также вернуть их владения или возместить убытки (эта побочная сделка гарантировала Бертрану де Готу выдвижение от лица Колонна в тройку итальянских кандидатов). Также он соглашался упразднить все декреталии и буллы Бонифация VIII против Филиппа Французского, объявить посмертный суд над покойным Папой и снять все отлучения по следам Злодеяния Ананьи, в том числе с Гийома де Ногаре и Шарра Колонна. (Говорят, была еще одна секретная договоренность – что де Гот окажет содействие в подавлении тамплиеров и изъятии их казны и владений.)

Как только Бертрана де Гота выдвинули в качестве одного из трех кандидатов на Престол Петра, он мысленно узрел себя облаченным в платье первосвященника, с целым миром, лежащим у его ног. Но при том ему пришлось смириться с последним условием, недвусмысленно выражающим мнение Филиппа о порядочности архиепископа. Вдобавок к священной клятве исполнить свою часть сделки, де Готу по требованию Филиппа надлежало отдать ему своих братьев и двух племянников, чтобы жизнь заложников послужила ручательством выполнения уговора. Архиепископ де Гот согласился, и Филипп свое обещание исполнил. 14 ноября 1305 года Бертран де Гот был единогласно избран первосвященником, приняв папское имя Климент V.

Великий Магистр де Молэ, терпеливо дожидаясь вестей об избрании Папы, явно не ведал о махинациях, стоявших за этими выборами. Он и не догадывался, какую судьбину приготовил его ордену Филипп Французский. У него не возникло и тени подозрений, что слова, произнесенные при возложении папской тиары на чело Климента V, предвещают погибель ордену Храма.

Де Молэ просил Бога лишь об одном: дабы избранный Всемогущим Папа провозгласил крестовый поход, позволив отвоевать Святую Землю и тем вернуть утраченную славу рыцарей Храма. Посему он с радостью и предвкушением откликнулся на зов Климента V явиться к папскому двору в Пуатье, дабы обсудить планы нового крестового похода. Он пребывал в блаженном неведении, что во Франции его ждут кнуты, цепи и унижения, конец которым положит лишь его смерть на костре – за то, что он вступится за честь ордена.

Часть 3. Пытки и суд.

29. Пятница триннадцатое 1306-1307 .

еликого Магистра тамплиеров призвали в Европу – вероятно, по наущению Филиппа Французского, но ему понадобился целый год, чтобы откликнуться на зов. Жак де Молэ хотел явиться в присутствие Папы во всеоружии, дабы выложить пред его очи тщательно разработанный прожект отвоевания Святой Земли, чем заслужить благодарность верховного понтифика и добиться для тамплиеров

главенствующей роли. Филипп, твердо решивший запустить руку в сокровищницу тамплиеров, не мог достичь своего, пока их предводитель пребывал вне его досягаемости, располагая казной ордена, каковую запросто мог употребить для подкупа союзников и вербовки тысяч наемников. Королю же требовалось залучить повелителя тамплиеров туда, где можно застать его врасплох.

План был опасен и при малейших огрехах мог открыть ящик Пандоры и выпустить на волю стихии, способные без труда опрокинуть французскую монархию. С момента, когда тамплиеры надумали покинугь свои последние замки в Святой Земле, утекло более десятилетия, и за это время свершилось немало перемен. Не нуждаясь в толпах новобранцев для отправки оных в крестовые походы, орден, как правило, оставлял новообращенных рыцарей на местах, мало-помалу разделяясь по национальному признаку. Английский

магистр повел своих подначальных на войну против других христиан, сражаясь против шотландцев рука об руку с Эдуардом Английским. В испанских королевствах, где война против мусульман была в самом разгаре, почти все тамплиеры были испанцами. В Португалии Храм договорился с королем, что все тамплиеры в его королевстве будут португальскими подданными. В Германии почти все тамплиеры под началом брата Гуго фон Грумбаха были германцами. Нельзя исключить, что Храм раскололся бы по национальным границам, но если бы все храмовники сплотились под предводительством Великого Магистра, объединив своих людей и доходы, как в Святой Земле, по военной мощи они не знали бы равных. Они были искушены в найме опытных солдат удачи, но, может статься, такое им и не понадобилось бы: немало нашлось бы монархов – и Эдуард I Английский был отнюдь не последним из них, – с радостью учинивших союз с тамплиерами против Филиппа, чтобы обобрать труп французской монархии. Понятно, что Филиппу хотелось завладеть лишь собственностью тамплиеров Франции, погасив только свои долги Храму, но ради достижения этих целей требовалось подавить весь орден по всему христианскому миру, дабы уничтожить воинство, способное обрушить на него свою месть.

К этому рискованному предприятию требовалось подходить тонко и осторожно. К счастью для Филиппа, у него имелись опытные советники, искушенные в законах и поднаторевшие в обходе этих законов. Вдобавок, Филипп крепко держал в руках французское духовенство, чьи кафедры были главным путем общения с народом королевства, и посему короля не тревожил вопрос, сумеет ли он перетянуть па свою сторону простой люд. Проблему составляли владыки и народы прочих христианских королевств, достучаться до умов и душ которых легче всего было Папе. Посему Филиппу требовалось не только заманить Жака де Молэ во Францию, но и удержать Климента V в ее пределах. В этом ему способствовала прирожденная трусость Папы – черта, привлекшая к нему внимание Филиппа в первую голову. Будучи французским Папой, Климент не мог не понимать, что едва ступив в Рим, подвергнет свою жизнь опасности, но было необходимо то и дело напоминать ему об этой невыдуманной угрозе. Итальянцев все еще бесило, что они отдали папство французам, и в своем исступлении они не остановились бы и перед убийством. Так что избавиться от опасности Пана мог только одним способом – оставаясь под защитой своего верного духовного сына (и соратника по заговору) короля Филиппа Красивого. Разумеется, угроза и в самом деле была реальной, заставив целую череду пан держаться подальше от Рима в течение трех четвертей века – прозванных Вавилонским пленением папства [впервые эта метафора встречается у Петрарки, в литературе используется и еще одно название – Авиньонское пленение], когда ни один Папа не рискнул даже посетить Рим. Несколько лет Климент V странствовал по Франции, опасаясь слишком удаляться от войск Филиппа, пока в 1309 году не приобрел Авиньон в Провансе у Иоанны Неаполитанской за восемьдесят тысяч золотых флоринов. Там грядущие Папы возведут великолепный папский дворец и крепость, дабы оттуда править своей духовной империей. Впрочем, сферой духовного интересы Папы не ограничивались. Кчимент V оказался сущим гением по части добывания денег. В прошлом кому-то пришла в голову идея Сокровищницы церкви, порой называемой Сокровищницей Благодеяний – безмерного хранилища благодеяний и благословений, дарованных Богом Иисусу Христу и его Пресвятой Матери. А поскольку добродетель их безгранична, то безграничен и запас благословений. Право распоряжаться сей Сокровищницей Бог даровал одному лишь Папе, и Климент V⁷ распахнул двери для грандиозной сезонной распродажи сказанных благословений. На пролажу выставили искупление епитимий, частичное или полное отпущение грехов, отмену декреталий об отлучении, сокращение срока пребывания в Чистилище для уже умерших и тех, кто еще умрет, то есть для всех. Папские благословения выставляли в комплекте с избавлениями и отменами наказаний. На пролажу шло все, принося чистейший доход, ведь товар не стоил Папе ровным счетом ни гроша. Климент V изобрел «аннаты» – сборы в размере до всего годового дохода с полученных церковных бенефиций, дарованных новому обладателю но смерти предшественника.

К этому рискованному предприятию требовалось подходить тонко и осторожно. К счастью для Филиппа, у него имелись опытные советники, искушенные в законах и поднаторевшие в обходе этих законов.

Вдобавок, Филипп крепко держал в руках французское духовенство, чьи кафедры были главным путем общения с народом королевства, и посему короля не тревожил вопрос, сумеет ли он перетянуть па свою сторону простой люд. Проблему составляли владыки и народы прочих христианских королевств, достучаться до умов и душ которых легче всего было Папе. Посему Филиппу требовалось не только заманить Жака де Молэ во Францию, но и удержать Климента V в ее пределах. В этом ему способствовала прирожденная трусость Папы – черта, привлекшая к нему внимание Филиппа в первую голову. Будучи французским Папой, Климент не мог не понимать, что едва ступив в Рим, подвергнет свою жизнь опасности, но было необходимо то и дело напоминать ему об этой невыдуманной угрозе. Итальянцев все еще бесило, что они отдали папство французам, и в своем исступлении они не остановились бы и перед убийством. Так что избавиться от опасности Пана мог только одним способом – оставаясь под защитой своего верного духовного сына (и соратника по заговору) короля Филиппа Красивого.

Разумеется, угроза и в самом деле была реальной, заставив целую череду пан держаться подальше от Рима в течение трех четвертей века – прозванных Вавилонским пленением папства [впервые эта метафора встречается у Петрарки, в литературе используется и еще одно название – Авиньонское пленение], когда ни один Папа не рискнул даже посетить Рим. Несколько лет Климент V странствовал по Франции, опасаясь слишком удаляться от войск Филиппа, пока в 1309 году не приобрел Авиньон в Провансе у Иоанны Неаполитанской за восемьдесят тысяч золотых флоринов. Там грядущие Папы возведут великолепный папский дворец и крепость, дабы оттуда править своей духовной империей.