Темное предсказание
Шрифт:
Эта мысль не утешала. Напряженные отношения между Летним и Зимним дворами оставались печальной реальностью. Айслинн сейчас хотелось схватить за руку Кинана, но его здесь не было.
Входную дверь ей открыла белокрылая боярышница. Фэйри двигалась беззвучно и не произнесла ни слова. Айслинн вошла в ледяной холод тускло освещенного вестибюля.
— Дония принимает? — спросила Айслинн.
Ее голос эхом отозвался из углов. Другого ответа она не получила. Впрочем, иного она и не ждала. Боярышники говорили крайне редко. Эти фэйри вечно держались настороже, не отходили
Привратница повела Айслинн в глубь дома. Они прошли мимо кучки таких же молчаливых и напряженных боярышниц, собравшихся в главном зале. В одной из гостиных горел камин. Треск поленьев и звук собственных шагов по старому полу — вот и все звуки жизни. Здесь всегда было не только пронзительно-холодно, но и пронзительно-тихо. У Айслинн закоченела шея.
Боярышница подвела Айслинн к закрытой двери и остановилась, не пытаясь ее открыть.
— Может, мне постучать? — спросила Айслинн.
Боярышница молча повернулась и ушла.
— Очень вежливо, — проворчала Айслинн и потянулась к ручке.
Но в это время дверь открылась изнутри. На пороге стоял Эван.
— Входи, — произнес он.
— Привет, Эван, — ответила Айслинн, обрадованная звуками голоса.
— Моя королева будет говорить с тобой наедине.
Официальные слова он сопроводил дружеской улыбкой, отчего Айслинн почувствовала себя чуточку легче. У Эвана, как и у боярышниц, были красные, навыкате, глаза. Но он принадлежал к рябинникам, и в его облике все говорило о плодородии и изобилии. Серо-коричневая кожа напоминала кору, а темно-зеленые листовидные волосы сразу заставляли вспомнить о деревьях и лесах. Рябинники были детьми Лета и относились к ее двору. Присутствие Эвана успокаивало Айслинн. Но он почти сразу ушел, оставив ее наедине с Донией. У ног королевы Зимы, как всегда, лежал волк Саша.
— Здравствуй, Дония, — произнесла Айслинн, не зная, о чем говорить дальше.
Королева Зимы не сделала попыток ей помочь. Некоторое время Дония стояла, разглядывая Айслинн.
— Полагаю, это он послал тебя, — наконец сказала она.
— Он предпочел бы сам говорить с тобой. Айслинн вдруг почувствовала себя маленькой девчонкой, попавшей в дом, где ее не хотели видеть. Дония не предложила ей сесть и сама продолжала стоять. Старый зеленый ковер на полубыл изрядно потертым и лишь кое-где сохранял следы былого великолепия. Айслинн подумала, что такому ковру самое место в музее.
— Я велела Эвану не впускать его.
Дония нарочно отошла от Айслинн подальше. Это добавило королеве Лета беспокойства.
— А я могу спросить почему?
— Можешь.
Дония держалась на редкость недосягаемо. Айслинн подавила возникшее раздражение и попыталась также подавить страх.
— Тогда я спрошу: почему ты приказала не пускать Кинана?
— Я не хочу его видеть, — улыбнулась Дония, заставив Айслинн вздрогнуть.
— Дония, давай без сложностей. Если ты хочешь, чтобы я ушла, так мне и скажи. Я пришла
Айслинн сложила руки на груди, чтобы их бесцельные движения не выдавали ее состояния и чтобы не раздавить какой-нибудь снежный шарик. Вся полка у стены была усеяна такими шариками. Айслинн не знала, зачем они Доний, но начало их разговора не располагало к вопросам. Что-то в поведении королевы Зимы сильно изменилось. Айслинн это почувствовала и поспешила ответить на невысказанную угрозу.
— Чем ближе лето, тем сильнее чувствуется твой зимний характер.
Эти слова были встречены все той же ледяной улыбкой Доний.
— Как и его летний, — сказала она. — А вы с ним похожи. Вон какое сияние пульсирует у тебя под кожей.
— Кинан — мой друг.
Айслинн закусила губу и сжала пальцы, чтобы впившиеся ногти помогли ей держать самообладание.
Королева Зимы отошла еще дальше и остановилась у окна. Проведя пальцами по стеклу, Дония покрыла его цветами изморози. Потом, не глядя в сторону Айслинн, заговорила:
— Любить его — значит постоянно ранить себя. Он все, о чем я мечтала. Когда мы вместе, — она вздохнула, и на портьере остался след ее ледяного дыхания, — меня не волнует, что он может меня сжечь. В такие моменты я радуюсь этому и готова сгореть.
Раздражение Айслинн ушло. Она покраснела, не ожидая такого поворота в разговоре с Донией. А королева Зимы, не поворачиваясь к ней, продолжала:
— Я часто думала о том, почему Миэк и Бейра не смогли быть вместе. Может быть, по той же причине? История повторяется. Эш, я ведь понимаю, куда все идет.
Королева Зимы повернулась к окну спиной и прислонилась к подоконнику. Она была похожа на портрет в раме из тонких ледяных кружев.
— Дония, я же не осуждаю тебя. Мне хочется, чтобы вы с Кинаном были вместе, — сказала Айслинн.
— Даже если это ошибка? — почти насмешливо спросила Дония. — Даже если это будет повторением истории Бейры и Миэка? Даже если последствия окажутся ужасными? Уж не хочешь ли ты, чтобы мы затеяли войну, лишь бы защитить твое сердце?
Айслинн не находила ответа. Она не задумывалась о том, что родителями Кинана были король Лета и королева Зимы.
— А таким ли уж неожиданным было то, что Бейра убила Миэка? — продолжала Дония. — Короли Лета вспыльчивы и непредсказуемы. Зима гораздо спокойнее.
Пока Дония говорила, под нею возникло ледяное кресло. Оно не отличалось изяществом линий и больше напоминало мгновенно замерзшие волны.
Неожиданно для себя Айслинн рассмеялась.
— Думаешь, зима всегда спокойнее? Я помню перепады твоего настроения. Лето тоже умеет быть спокойным. А что касается вас двоих… сомневаюсь, чтобы вы стремились к спокойствию. Я видела Кинана после солнцестояния. У него на коже остались следы обморожения, но он был счастлив.
— А тебе было приятно видеть эти отметины. Сознайся. — Дония враждебно поглядела на нее. — Всякий раз, когда я думаю, что рассталась с ним насовсем, он вдруг становится нежным и прекрасным. — Теперь ее взгляд стал грустным. — Знаешь, что он сделал?