Темное время суток
Шрифт:
Полина засмеялась. Миг — и она рядом, виснет на шее, целует в ухо. Я соскучилась. Весь ее вид говорит об этом.
Я тоже.
Даздра протянула Рамону миску с макаронами и тушенкой, ложку и кусок хлеба. Рамон высвободился из объятий Полины и опустился на плоский валун. Поставил миску на колени. Миска жгла кожу, но он был слишком голоден.
Хлеб — весьма занимательная вещь. С трудом представляешь себе оборотней, рвущих по ночам глотки соседей, а днем отправляющихся
— Хавайте, — Хрон икнул. — Сегодня горячая вкуснятина.
Лайет сидел с отрешенным видом, скрестив по-турецки ноги. От Азарода веяло холодом. Мумик и Леа купались. Компания друзей выбралась на природу…
Кадилов расстелил перед собой карту. Из тех, что дал Матей. Все, за исключением жующего Рамона, придвинулись к нему.
— Мы почти у цели, — Кадилов ткнул пальцем в нижний угол распечатки. — Здесь. Если ехать вот этим проселком, попадаем на закрытую автомагистраль. Дуем по ней, и к ночи мы в Форте.
— Погоди, Ефимыч, — Хрон нахмурился. — На наших картах этой магистрали нет. И проселка тоже.
— Верно. Наши карты устарели.
— Выходит, эту трассу построили переверты?
— Ерунда. Переверты ничего не строят. Сам знаешь. Вероятно, ее проложили незадолго до вторжения. Ввели в эксплуатацию. И по каким-то причинам закрыли. Началась оккупация, и, естественно, всем было не до карт.
Хрон пожал плечами. Видимо, соглашаясь.
— А мне все ясно, — сказала Полина. — Вторжение пошло именно оттуда. Люди, что ехали в Ильинск, стали пропадать. Следствие ничего не дало — менты тоже не вернулись. Вот и закрыли.
— Недурная версия, — фыркнул Лайет.
Все посмотрели на него.
— А почему оборотни гораздо быстрее людей, — продолжал ночной путник, не обращая внимания на настороженные взгляды. — И почему превращаются лишь по ночам — тоже можешь объяснить? Или, допустим, как возникают вермедведи? Каждый в курсе — нарушается закон сохранения массы. Но переверты его обходят. Каким образом?
Повисла пауза.
— Ну что ж, умник, — Рамон отставил миску. — Объясни нам.
Лайет осклабился.
— Объясни, — Рамон поднялся, — что это за символы на твоей хламиде. Почему твари тебя не трогают. Ты безоружен, но ничего не боишься. Почему?
— Символы… — протянул Лайет. — Древние знаки моей расы. Они носят предупредительный характер.
Внимание Рамона привлек Леа. Китаец замер в нескольких метрах от кострища, мокрый, в одних плавках, с поднятым над головой чуть изогнутым мечом. Светило солнце, но в иероглифах отражалась луна — они мерцали, как всегда, при появлении переверта.
Рамону захотелось кричать.
Он все понял, но «аграм» лежал в машине. А в зрачках Лайета клубилась ночная мгла.
Их взгляды столкнулись.
Лайет исчез. Точнее, не исчез, а перетек в некую аморфную субстанцию, и эта субстанция
Правда, сюрпризы не кончились.
Азарод, схватив рунный топор, пригнулся и описал им широкую дугу. У самой земли. Переверт споткнулся, обагрив песок собственной кровью.
Кошмар схлынул.
Потому что в лоб твари уперся обрез Кадилова. Рамон, словно извне, услышал себя, как он орет «Мочи его, Ефимыч!», почувствовал свои сжатые кулаки, увидел побелевшие костяшки пальцев… И безграничную ничтожность. Беспомощного себя.
Он заткнулся.
Пассивный зритель театра трагедий… Спектакль шел своим чередом. Поджарый волк вновь морфировал в человека. Ломался скелет, шерсть врастала в кожу, втягивались клыки. Уменьшался рост.
Перед ними опять стоял Лайет. В прежней хламиде, с гримасой боли на лице. Под его левой ногой, обутой в тяжелый ботинок, скапливалась буроватая лужица.
— Кто ты? — спросил Кадилов.
За Лайета ответил Рамон:
— Иерарх.
Короткая мизансцена. Под занавес.
Первым побуждением после выхода из ступора было броситься к Полине. Рамон повернулся — и увидел, что с девушкой все в порядке. Она поднялась с земли. Шагнула к раскаленным угольям костра. Ее револьвер валялся в пыли.
— Ты как? — Рамон осмотрел ее с головы до ног. Задержался на прорванной майке. Плечо. Запекшаяся на ране кровь. Плотный комок в горле…
— Нормально.
Рамон не стал спорить. Он перевел взгляд на Лайета.
— Валите его, ребята.
Палец Кадилова плавно давит спуск.
— Нет. Вы не можете, — Лайет совершенно спокоен. — Потому что я иду в Форт. Как представитель своей расы.
— Мне плевать, — возразил Рамон. — Ты перебил почти всех ребят и заразил мою девушку. Ты умрешь.
Он смотрел то на Кадилова, то на Азарода. Лица спутников были мрачны.
— Ефимыч… Спятил совсем? ОН ВРАГ!
— Да.
— Сделай это.
— Не имею права.
— Я приказываю.
— Расклад изменился, Никита.
Вот оно — тихое сумасшествие. Мир переворачивается, и тебя выбрасывает на орбиту.
— Хорошо, — Рамон двинулся к джипу. К пушке.
— Стой, смертный.
Перед ним вырос четырехлетний Игорек. Малыш преградил ему путь. В глубинах зрачков малыша клубилось нечто, отчаянно жаждущее свободы. И если нечто выберется, понял Рамон, всем конец.