Темнота в солнечный день
Шрифт:
Эти четверть часа прошли стандартно – Митя трижды достучался до хозяев, четвертому, никого не застав дома, оставил извещение на стандартном бланке: вам, дорогой товарищ, пришла телеграмма, которую почтальон, не застав вас дома, вернул на телеграф, будьте любезны позвонить по такому-то номеру или явиться по такому-то адресу (иногда второй раз ездить не приходилось, клиент соглашался, чтобы ему зачитали телеграмму по телефону и оригинал не доставляли – почтарю она всегда шла в зачет). Десятка полтора, даже не озаботившись стуком, побросал в почтовые ящики – скудную мелочовку вроде «ваша телеграмма доставлена» или «поздравилку». За хозяев расписывался сам, выбирая что-то из набора каракулей, а время не ставил вообще – это делали по возвращении. И то, и другое правилами категорически
– Звонил (вариант – стучал) – не открыли.
– Смотри у меня! – грозило указательным пальцем начальство и отпускало с миром. Начальство не с Марса прилетело – происходило с той же грешной земли, жизнь понимало туго и само порой, прежде чем осесть в кабинете с телефоном, начинало с того же. Конечно, никого, как обещали жалобщику, увольнять и не думали – негоже из-за таких пустяков выгонять обученного, прекрасно знающего город спеца, нового придется натаскивать долго, что затягивало бы доставку (из того же профессионального шика слово произносилось с ударением на первом слоге, по той же самой причине, по которой у моряков не «компас», а «компас», а у мусоров не «осужденные», а «осужденные»). Ну, а жалобщик и понятия не имел, что угодил в «черный список» почтарей и, если ему еще раз придется (а кому не приходится?) столкнуться с услугами Министерства связи, жизнь его будет полна мелких пакостей. К примеру, до него никогда больше не достучатся, потому что его никогда не будет дома, и в почтовый ящик ляжет извещение, в котором по случайности забудут написать номера телефона Главпочтамта. И придется обормоту (ну, или обормотихе) тащиться за телеграммой самому, иногда с одного конца города на другой. И пусть потом доказывает, что он был дома. Есть и другие способы, не менее эффективные… Как правило, ни до кого из кляузников никогда не доходит, что он угодил в «черный список», имеющийся лишь в блокнотах почтарей, куда постороннему заглянуть не так просто – кто б ему позволил совать нос в чужие блокноты?
Вот теперь можно было со спокойной совестью ехать на смотрины на Буденного – как раз по маршруту, по пути…
Джульетта и Дея
Свернув на Будённого, он сбросил скорость и пошел на тридцати. На тихой улочке частной застройки не имелось ничего, хотя бы отдаленно похожего на уличное движение, но именно по причине вечного здешнего сонного царства собаки и кошки неспешно расхаживали, и ухом не поведя при виде машины или мотоцикла. Как собачник, собаку бы он в жизни не задавил, а вот ради кошаков, случалось в других районах, не считал нужным тормозить – и тут уж, если кошке не повезло, так не повезло, сама, дура, виновата. Вот только на улочках вроде этой приводилось соблюдать приличия – ему еще здесь работать и работать, многие его хорошо знали, и хозяева могли увидеть в окно, как почтарь сшибает зазевавшуюся кошку. Что непременно привело бы к ненужным конфликтам, пусть и мелким.
Ага. Вот он, шестьдесят восьмой. Прежде тут бывать не доводилось… Впрочем, нет, пару раз «поздравилки» швырял в ящик, соответственно, никого из обитателей дома не видел. Вот и посмотрим, что тут за гарна дивчина…
Поставив мотоцикл на подножку, он привычно загрохотал кулаком в калитку. Такая уж привычка у всех выработалась: ради экономии времени в квартиры звонить длинно, а в калитки стучать кулаком – как, должно быть, держались нагрянувшие на явку гестаповцы. Иногда порой клиенты выскакивали всполошенно, подозревая черт-те что, а некоторые и вслух выражали неудовольствие, но эти эмоции почтарей трогали мало.
Ага, слышно, как
Не соврал Сенька. Калитку открыла девчонка, и в самом деле выглядевшая на все семнадцать. И прехорошенькая, как чертенок, – темные волосы подстрижены под Мирей Матье, серые глаза очень даже красивые, ножки и фигурка на высшем уровне. И посмотреть есть на что – она явно донашивала дома примерно прошлогоднее коричневое форменное платьице. Сверху тесное, так что приманчиво обтянуло некоторые детали красоткина экстерьера (как выразился бы любой старый собачник), а внизу подол оказался таким коротеньким, что перещеголял моду на самые смелые мини-юбки.
Все это Митя вмиг срисовал, вовсе не шерудя взглядом. Только неопытные или особо наглые в таких случаях шарят по фигурке откровенным взглядом от ушей до пяток и в обратном направлении. Более опытные или более галантные высмотрят всё, глазами и не бегая. Как бармен из одного его любимого американского романа, впервые узревший подругу главного героя. Его лицо оставалось бесстрастным, как у деревянного индейца, но глаза не упустили ни одной подробности под легким жакетом. Примерно так.
Тактика тут наличествовала простая – подольше затянуть время общения. Если просто сунуть телеграмму и попросить расписаться, ожидаемого продолжения может и не получиться. Так что Митя, подпустив в голос официальной строгости, спросил деловито:
– Митина Юлия Михайловна здесь живет?
– Я, – сказала девчонка чуть настороженно. – А что случилось?
Почтарскую сумку он держал на виду, так что она сразу поняла – человек с каким-то делом.
– Да ничего, – сказал он тоном подушевнее и с легкой улыбкой. – Телеграмма вам, Юлия Михайловна, всего делов. Только вот какое дело… Видите пометочку: «Вручить лично»? Я при исполнении, а правила строгие. Просто так отдать нельзя первой встречной, – он чуть поиграл голосом, – даже такой красивой. Непременно документ нужен.
– Ой… – сказала она растерянно. – А у меня паспорта еще нет. Только в феврале выдадут.
– Ну надо же, – сказал он, сделав улыбку пошире. – А выглядите так, будто паспорт уже с годик как получили… Ну хоть какой-нибудь документик у вас есть? Где было бы написано, что вы и есть Митина Юлия Михайловна? Я б такой красивой на слово бы поверил, да ведь при исполнении…
Вот тут Юлия свет-Михайловна, окончательно убедившись, что имеет дело не с грозным посланцем каких-то неведомых инстанций, а с обычным почтарем, глянула не без кокетства – дошло до нее два раза повторенное «такой красивой», да и глазами играть они с колыбельки учатся, феминочки. И явно смутилась чуточку – сообразила, что стоит перед незнакомым парнем в платьишке короче некуда, обтянувшем, как кожура сосиску. Митя взирал на нее простодушно и открыто – ангел в тюбетейке, если вспомнить название старой кинокомедии.
– А вот! – воскликнула она, просияв. – Свидетельство за восемь классов пойдет?
– В лучшем виде, – сказал Митя. – Серьезный документ, оформлен солидно, так что вполне сгодится. Несите.
– А вы подождете? Я быстро, помню, где лежит…
– О чем разговор? – сказал Митя. – Мы при исполнении, нам положено.
Она быстро пошла в дом, взбежала к двери. Митя смотрел ей вслед уже без всякого простодушия: крыльцо было высокое, платьице коротенькое, а ножки – загляденье. Подмигнул лежавшей у конуры все так же лениво рыжей собачонке, и в самом деле оказавшейся невеличкой, сказал негромко:
– Вот такие дела, кент. Или ты кентуха? Отсюда не поймешь…
Собачонка лениво стукнула хвостом по земле и прикрыла глаза.
Юлечка вернулась быстро, держа напоказ зеленую книжечку с черным гербом РСФСР и черными надписями:
– Вот…
Митя, с деловым видом хмурясь, взял у нее книжечку и раскрыл:
– Все правильно. Митина Юлия Михайловна. Убеждает. Ай-яй-яй… – Он с преувеличенной озабоченностью покачал головой. – Надо же…
– Что-то не так? – спросила она.
– Да нет, что касаемо документа – он убедительный. Я про оценки. Русский язык, литература, – история и еще многое – пять, в скобках «отлично». И по пению пятерка. Хорошо поете?