Темные изумрудные волны
Шрифт:
– Да, Андрюша, а ты?
– А я нет. Мне показалось, ты с кем-то говорила.
Смеясь, она уверила его, что ему действительно показалось, и он стал слышать голоса.
– Эти голоса были добрые или злые, они тебя звали, просили что-то сделать? Почему нигде не сказано, что делать с сумасшедшими?
И она принялась его дразнить. Понемногу он успокоился.
Белые облака бороздили синь, сдавленную мрачными утесами, и приставали к вершинам, словно сказочные корабли. С крутых отрогов сползал блестящий золотистый туман, точно волна волос. В истоме дремали деревья. Казалось, что
«Её тревоги не оставляют и следа на её лице, но заставляют переживать меня», – глядя на Катю, подумал Андрей.
От бурливого порога они прошли вдоль реки по течению, выбирая место для купания. На противоположном берегу он увидел затон, окруженный большими камнями. Без плавного перехода светло-зеленая речная вода меняла свой цвет на аквамариновый.
– Пойдем туда, – предложил он.
– А как мы туда доберемся?
– Дойдем по камням, тут мелко.
– А вдруг там живность цапнет за ногу?
– Какая ты придумщица, – сказал он, беря её на руки. – Ты просто хочешь, чтобы я тебя донес.
– Ну, правда, вдруг там кто-то водится.
– Конечно, конечно, ни один леший не устоит перед такими чудесными ножками. Или как их тут называют: дэви, очокочи, каджи.
– Ты сам говорил, что видел крабов в ручье в бамбуковом лесу.
Перейдя реку вброд, он бережно опустил драгоценную ношу. Катя быстро разделась и прыгнула с камня в прозрачную полусонную воду.
– Давай же, скорее! – крикнула она ему, вынырнув.
Андрей огляделся. Широкая долина, окаймленная высокими лесистыми горами, и ни души вокруг. Он покосился на её купальник, небрежно брошенный на камни.
– Может, не стоило обнажаться полностью?
Она обрызгала его:
– Скорей иди ко мне, а то меня утащит водяной!
Её глаза блестели озорным блеском. Он уже собрался прыгнуть в воду, но она его остановила:
– Ты что, собираешься купаться в одежде? Снимай с себя всю амуницию!
Он посмотрел на свои плавки, потом ещё раз осмотрелся, и послушно сделал то, что она просила. Затем с разбега прыгнул с высокого камня в воду.
– Дно видно, но здесь глубже, чем я думал, – сказал он, вынырнув.
– Я никогда не купалась в речке голой.
– Такая же песня.
Они подплыли друг к другу. Она схватилась за него.
– Ты стоишь?
– Как же я стою – тут глубина в два моих роста!
– Будешь мне дерзить, совсем перестану тебе готовить… Андрюша.
– Ты имеешь в виду заваренный раз в месяц чай… Катюша.
– Ну, знаешь! Ты как скажешь что-нибудь. Такие заявления я не поддерживаю. Скажи, зачем ты меня вытеснил с кухни, и я скажу, как я от этого страдаю, и кто ты такой.
Они подплыли к валунам, отвесно спускавшимся в воду. Ему удалось встать на выступ, и он взялся руками за камень. Находясь спиной к камню, Катя обхватила Андрея ногами:
– Что… ты так смотришь на меня?
– Вычисляю, сколько солнц спряталось в твоих глазах.
– Считай, а я пока расскажу стихотворение.
Никогда не забуду глаза,Никогда не забуду радость.Время идет, а слеза,Слеза блаженства осталась.Милый,Все замерло. В прозрачной синеве застыли горы. Словно в отшлифованном сапфире, отражалось в воде ослепительное небо. Катя сказала:
– У тебя бывает такой взгляд: тебе что поэзия, что не поэзия…
Он неотрывно смотрел на неё, ему казалось, что в этом неподвижном воздухе лишь звуковые колебания её голоса способны двигаться. Её губы задрожали.
– Ты сумасшедший… – беззвучно прошептала она.
Сделав неуловимое движение бедрами, она еще сильнее прижалась к нему.
Тишина наполняла долину. Тихая дремь растворилась в прозрачном воздухе. На крутых склонах пламенели маки. На откосе чабан пас овец; их шерсть повторяла белизну горных снегов и дымчатость сумерек. Звуки мелодичной урмули, исполняемой крестьянином, терялись в густых зарослях. Орёл, раскинув могучие крылья, парил над ущельем.
Все неподвижно. И только вечнолазурная влага, приносимая потоками в глубокий затон, неслышно затекала в узенькие устьица, и незаметно уходила обратно в излучину горной реки.
– Ты сумасшедший, – удовлетворенно сказала Катя, чуть отстранившись от него. Их стала разделять тоненькая полоска усталой сонной воды. – Но я это поддерживаю.
Катя ждала его ответ, ей хотелось поговорить о том, что произошло.
– Голоса говорят, это я тебя только что поддерживал.
Синий густой воздух казался шелком, вьющимся над долиной. Отсюда, с холма, речка походила на голубую ленту, протянутую вдоль цветущей равнины, а за ней зеленели ущелья темных гор, покрытых лесами, они как бы качались в опаловом мареве. Над изломами лесистых хребтов подымали свои громады величественные скалы, а из-за них сурово выглядывали белые черепа заснеженных вершин.
– Надеюсь, Анзор уже вернулся, – сказала Катя.
– Мне понравилось, как он задержался.
Анзор Бараташвили, зять Иорама, задержался в своей поездке. Мероприятие откладывалось, поэтому им пришла в голову мысль сходить искупаться на речку, пока хозяина нет дома.
Широкая тропа, миновав подъем, привела их к воротам, за которыми высилась внушительная вилла. Опоясанное орнаментом из каменных львов и грифов, фамильное гнездо царствовало над высотой, откуда дома лежавшего в равнине поселка казались игрушечными, сложенными из камешков рукой ребенка.
Дом наполняло благоухание цветов, сплетавшихся в яркие узоры. Жаркое солнце, раскалив каменные стены, расплавленным янтарем залило внутренний дворик с бассейном, искусственным водопадом с фигуркою русалки, и цветником. Там их встретила Тинатин, дочь Иорама.