Темные изумрудные волны
Шрифт:
– Ну, ты погнал, понторез залётный.
– Я у себя дома, приятель, – перебил Андрей.
К столику подошёл ещё один бугай, коротко стриженый, круглолицый, с легкой прикукуринкой в очах. Леван стукнул по столу так, что подпрыгнула посуда, и взревел:
– Твой дом – Москва, чатлах!
Тот, с прикукуринкой – выяснилось, что его зовут Лома – пояснил немного более дружелюбно, что необходимо «оказать уважение».
– Не понимаю вашего навоза здешнего, вам, что ли, налить, – уточнил Андрей.
Тут подошли ещё несколько человек. Вперёд выступил один, с правильным, словно высеченным из камня, лицом, стоя в расслабленной йоговской позе, он что-то быстро
Уже добрая половина посетителей кафе поднялась со своих мест. Эпицентр словесного турнира переместился в центр зала. Уже никто не показывал в сторону дальнего столика, про «залётных» гостей забыли, смелый порыв вознёс участников из простого застольного разбирательства «ты меня уважаешь?» в разрежённую атмосферу высоких материй – политика, межнациональные взаимоотношения, история родного края. Голоса ударились о голоса. Среди иноязычного шума можно было различить отдельные слова, произнесённые по-русски: Москва, Грузия, Сухуми, НАТО, ишак, русские мафиозники, поменять лица, ара, чурка курносая, я твою маму пёр. Андрей и Катя, случайные посетители, заглянувшие перекусить, впутались в сложное переплетение жизней, совести, и страстей сухумских жителей.
Наблюдая за перебранкой, Андрей прикидывал в уме ходы отступления. До выхода слишком далеко. Вдвоём не убежать – это точно. Катя, как ни в чем не бывало, продолжала потягивать вино. Она наблюдала за происходящим с интересом спортивного арбитра.
Тем временем разговор перешел на более беспокойную тему. Всё больше звучало нецензурной брани, которую, судя по всему, местные позаимствовали у русских. То были названия половых органов с прилагательными, обозначающими принадлежность к различным видам животных, грубый фекально-генитальный юмор.
Беседа ширилась. Уже все посетители кафе вскочили со своих мест. И если сначала все стояли одной толпой, то постепенно общая масса людей разделилась на два враждующих лагеря. Как-то само собой получилось, что сторонники Гиви оказались по одну сторону, сторонники Левана – по другую. Силы оказались примерно одинаковыми. Жужжащий гул навис над спорщиками. Точку кипения преодолели очень быстро. Кто-то кого-то толкнул, кто-то кого-то задел. Кто-то как бы нехотя вынул из-за пояса нож и начал им размахивать. Кто-то в кого-то запустил бутылку. Кто-то кому-то не уступил дорогу. Задерживающие центры отказали, и люди показали, на что они способны.
Завязалась драка. Вот один колотит другого головой о стол. Вот ещё один, повалив другого на пол, силится набить противнику рот полотенцами.
Всё смешалось в один клубок. Звенела посуда, трещала мебель, хлёсткие удары взрезали застоявшийся воздух. Мелькали кулаки, ножи, кастеты. Летели кувшины, бутылки, стулья. Вместе со скатертями сыпалась на пол сервировка. Под ногами хрустело битое стекло и фаянс. Валялось мясо, овощи, лаваш. На раскалённой жаровне вместе с люля-кебабом шипела бейсболка. В расплавленном жиру пузырился кроссовок. Суконные скатерти путались в ногах.
Примерно рассчитав, кого в какую сторону толкнуть, чтобы пробраться к выходу, Андрей взял Катю за руку, и повел её среди сцепившихся противников.
– Сиди, Москва, на месте! – раздался откуда-то голос Левана.
– Обождите, ребята! – налетая на него, добавил Гиви.
И
Пришлось ретироваться в свой угол. Андрей был спокоен. Парни, конечно, не были чужды бодибилдингу, однако, судя по технике боя, особой опасности не представляли. Происходящее было демонстрацией не столько физической силы и мощи, сколько наглости, сопровождающейся приподнятым настроением.
Зал застонал. Мелькали тяжелые кулаки. Противники хватали друг друга, били, топтали, бросали через стол. Два амбала, схватившись, катались по полу. Отовсюду неслись яростные выкрики. Свалка продолжалась. Противники, с живостью южан набрасывающиеся друг на друга, молотились со сладострастной жестокостью. Чувствовался воинственный лик местного бытия. Заведение напоминало вывороченное нутро неведомого чудовища. Битая посуда, поломанная мебель, разбросанная по полу снедь.
Обозначилась и новая тенденция. Хватая за грудки или за шиворот, дерущиеся выпихивали друг друга на улицу. И продолжали рубиться там, оглашая ночную улицу дикими криками. Помещение опустело. Некто, поднявшись с пола, прошелся, пошатываясь, и, грузно опустившись на стул, сделал глоток вина из кувшина, а остальное вылил на окровавленную голову. Возле входа двое противников, сцепившись, оттолкнули друг друга, и, отлетев на порядочное расстояние, уже больше не сходились. Видимо, уже устали.
Тут с улицы забежал Лома. Увидев противника – того парня, что поливал свою голову вином – Лома схватил бутылку, разбил пополам, и размахивая горловиной с заострёнными краями, стал грозно на него надвигаться. Тот вскочил с места, и схватил стул, собираясь держать оборону.
Бармен подал голос из-за барной стойки. Прозвучало долгожданное слово «милиция». Обернувшись к нему, Лома что-то грозно прошипел. Бармен предусмотрительно спрятался за стойку, и новую реплику, в которой, опять же, прозвучало слово «милиция», подал уже оттуда. На этот раз Лома разозлился, и, схватив стул, запустил его в стойку с бутылками. С грохотом посыпалось стекло. Бармен, осыпаемый осколками, громко завопил.
И в этот момент, на сорок пятой минуте побоища, прибыла милиция. Увидев людей в форме, Лома так и застыл с поднятой кверху рукой, крепко сжимающей осколок бутылки. Два милиционера увели его, из окна было видно, как его заталкивают в «УАЗ», один остался, чтобы переговорить с барменом. С улицы зашли несколько человек, среди них – Леван и Гиви, в обнимку, как лучшие друзья. Милиционер, оторвавшись от беседы, начал что-то сердито выговаривать Левану, тот невозмутимо оправдывался.
Со своего места Андрею было видно, что милиционеры забрали одного только Лому, и то, исключительно потому, что он позволил себя забрать. Облик Ломы с его дебильноватыми глазами был отмечен неким кодом тупости, который служители правопорядка легко распознают, и привлекают его обладателя в качестве фигуранта. И такие вот счастливые обладатели являются материалом для сводок, отчетов, статистики, показателей работы, и для других милицейских нужд.
Остальные участники драки не спешили расходиться. Кто-то оживленно переговаривался, кто-то употреблял разорванную рубашку на то, чтобы перевязать рану, кто-то помогал товарищу подняться с тротуара. Андрей нашёл момент удобным для того, чтобы покинуть заведение. Они с Катей вышли из своего угла, и подошли к бармену, чтобы расплатиться. Но Гиви их опередил. Расплачиваясь за себя и свою компанию, он нарочито громко попросил включить в счет «московских друзей». После этого, тоном, не терпящим возражений, заявил, что проводит их.