Темные изумрудные волны
Шрифт:
— Что ж, получается — Никитин и Шеховцов, объединившись, решили устранить конкурента в борьбе за влияние над химзаводом?
— Какое «влияние»? — удивился Шарифулин.
Давиденко рассказал то, что ему было известно.
— Не знаю, Иосиф Григорьевич, как Никитин с Шеховцовым собирались «прибить» завод. В ближайшее десятилетие вряд ли появится сила, способная противостоять «офису». Да, и мне, если честно, невдомёк — как эти гопники собирались отбить клиента у Кондаурова.
— Что значит… — Давиденко от удивления широко раскрыл глаза. —
— А вы разве не знали? Иосиф Григорьевич, дорогой… понимаю, что клиентская база «офиса» не публикуется в газетах, но вам-то должно быть всё известно.
«Першин лжёт! Нет, каков пиндос, а я, дурак, ему поверил!»
Голос Шарифулина вывел его из оцепенения.
— …я сам узнал случайно. У меня был определённый интерес к этому предприятию, я начал зондировать почву, и тогда ко мне приехал Виктор, и прямо сказал, что это его поляна, и что все вопросы должны идти через него. А вообще он собирался купить этот завод. Он очень близко подобрался к этой цели.
Вот это новости! От растерянности Иосиф Григорьевич чуть не выронил чашку.
— Мы с вами общаемся чуть ли не каждый день, и я ничего об этом не знаю?!
— Но я не знал вашей неосведомлённости. Не буду ж я вам говорить такие обыденные вещи — свет белый, вода мокрая, и без крыльев нельзя летать, особенно над пропастью.
— Но почему Каданников ни словом не обмолвился, что это его епархия, когда я сказал ему, что забираю «ВХК»?
— Значит, ему это неинтересно. У него другие приоритеты. Пожертвовав ненужным, выиграл в другом. Он вас просил о чём-нибудь после этого?
— Да, Рустэм Раисович, я сделал ему очень серьёзное дело.
— Вот видите…
— Поэтому заказчиков убийства ищите среди акционеров предприятия, — резюмировал Шарифулин. — Думаю, к середине следующего года вам будет всё известно, — когда будет продан госпакет, и список акционеров окончательно утвердится.
Меняя тему, Иосиф Григорьевич поблагодарил Рустэма Раисовича за приглашение на работу, после чего изложил свой план покупки «Бизнес-Плюса». И, как договаривались, после этого он напишет рапорт об увольнении, и перейдет на работу в «Волга-Трансойл» на должность руководителя юридического отдела.
Глава 48
Прошло три дня, а Андрея не вызывали, к нему не пускали ни адвоката, ни родственников.
Он знал своих сокамерников, знал, когда и чем кормят, знал часы прогулки и срок бани, знал дым тюремного табака, время поверки, порядок вызова и препровождения на допрос. Только им не занимались, и это тревожило. Какую пакость придумают следователи, чтобы навесить на него, как выразился Еремеев, всех убитых в городе собак?!
Жизнь без свободы! Это была болезнь. Потерять свободу — то же, что лишиться здоровья. Горел свет, из крана текла вода, в миске был суп, но и свет, и вода, и хлеб были особые, их давали, они полагались. Когда интересы следствия требовали того, заключенных временно лишали света, пищи, сна. Ведь всё это они получали
А тревога за то, что будет с Катей, как ей расскажут родители о причины его отсутствия, как сложится его с ней жизнь, — была главной его тревогой.
На четвертый день пребывания в следственном изоляторе его, вместе с восемнадцатью другими подследственными, погрузили на специальный грузовик для развозки по местам нахождения следственных органов. Следственное управление областной прокуратуры оказалось одним из первых адресов. Коридорами провели в кабинет следователя.
Андрей сел на стул, и следователь начал допрос, не сочтя нужным представиться, — обычный человек с обычным лицом канцеляриста.
— Убиты двое работников Урюпинского промтоварного магазина. Убит директор магазина «Радиотехника». Ваше присутствие на месте преступления доказано, это неоспоримый факт. Или вы рассказываете от начала до конца о мотивах совершенных вами убийств, рассказываете все подробности, или вы будете упорствовать, а мы будем вас изобличать.
Чем дальше, тем больше следователь распалялся, индуцировался от произносимых им слов. Прозвучали сентенции о неотвратимости наказания за совершенные преступления, о неизбежности правосудия.
— Почему вы разговариваете со мной, как с преступником?! — возмутился Андрей. — Разве моя вина полностью доказана? Как быть с презумпцией невиновности?
— Мы здесь не для того, чтобы философствовать. Понятие презумпции для нормальных людей. Вы — преступник, и это к вам неприменимо.
— Мы здесь для того, чтобы совместными усилиями установить истину, — парировал Андрей. — Давайте говорить в таком ключе.
— Давайте, — согласился следователь. — А в каком ключе пойдет разговор, это мне решать, не вам.
— Я не могу говорить в таком тоне. Вы априори заклеймили меня преступником, а это неправильно.
— И здесь вы ошибаетесь. Я решаю, что правильно, а что неправильно. И вы будете говорить в таком тоне, который я выберу. Где вы были второго июня 1996 года? Расскажите о событиях этого дня подробно, минута в минуту.
Андрей сделал вид, что задумался.
— Не делайте умное лицо, оно вам не идёт, — насмешливо сказал следователь. — Мы теряем время, и мне это не нравится. Рассказывайте, где вы встретились с Козиным и Трегубовым, на чем добрались до Урюпинска, и что было дальше.
— Не понимаю, о чём вообще речь. Козина не знаю, никогда с ним не встречался, — спокойно ответил Андрей. — Тут какая-то ошибка. Могу я взять календарь?
— Начинается… — недовольно буркнул следователь и бросил через стол календарь-плакат.
Андрей взял календарь, на котором человек с лицом, показавшимся ему знакомым, на фоне церковных куполов, стоял с двумя ослепительными красотками. Идиотский лозунг: «Мира, добра, и благополучия — вам и вашим близким». И подпись: «С верой и надеждой. Юрий Рубайлов». Указаны даты церковных праздников, но не указан год.