Темные изумрудные волны
Шрифт:
— … я чувствую себя смертельно уставшим человеком, — сказал Краснов, которому недавно исполнилось тридцать шесть. — Всё, что мне нужно — отпуск… минимум на год.
— Что вы говорите? — изумлённо воскликнула Мариам, и, подперев рукой подбородок, незаметно для других зевнула.
Ей было скучно, она и не хотела сюда идти, полностью доверяя мужу, но Андрей упросил составить им компанию, чтобы не оставлять её дома одну.
— Да… — оживился Краснов, — Во мне накопилось столько усталости, даже не знаю, хватит ли года. Если раньше я легко управлялся с сотней дел,
— У меня тоже было такое, когда я увольнялся из Бюро СМЭ, — сказал Андрей.
— Ты уволился, и что потом? Как ты справился с усталостью?
— Да так, — уклончиво ответил Андрей, не рассказывать же в присутствии жены про Абхазию, — двадцать четыре года — это не тридцать шесть.
Отодвинув пустую тарелку, Олег налил всем вина, и поднял тост за Мариам, а в лице её и за свою супругу, с которой прожил уже пятнадцать лет, и за это время она стала ему почти как родственница, — родная душа. Все выпили.
Андрей вспомнил недавнее признание Олега — у него не было близости с женой полтора года. «Мы с ней как родня, а родственников не трахают», — сказал он тогда.
«Неужели так бывает?» — удивился Андрей.
Чтобы выручить Мариам, он попросил её рассказать Олегу про поездку в Израиль. В любой компании Мариам нравилось описывать всё, что касалось их взаимоотношений с Андреем, особенно свадьбу и свадебное путешествие. И она приступила к рассказу. Во вступлении прозвучало то, что именно в этом ресторане произошла их помолвка.
По мере того, как повествование приближалось к посещению Стены Плача, Андрей всё больше хмурился. Он отчётливо вспомнил знойный день, бронетранспортёр, пёструю толпу, и выдранный из блокнота листок в клеточку. Собираясь написать на нём стандартный набор пожеланий — успех в делах, семейное счастье, здоровых красивых детишек — в последнее мгновенье он вдруг передумал, и написал следующее:
«Ещё хотя бы раз увидеть Катю».
И, свернув листок, вложил поглубже между камней.
Сменили музыку. Зазвучали завораживающие переборы гитары, зацикленные синтезаторные секвенции, лиричная труба, фортепиано. А уникальный бархатный голос брал испепеляющей искренностью, эта вычурная баллада ни секунды не звучала вульгарно.
«С каждым по отдельности было бы намного веселее, надо было послушаться Мариам, и не тащить её с собой», — подумал Андрей.
Всё было как-то буднично и немного выспренно; и если что своеобразно оживляло атмосферу, так это господствовавшее в зале тревожное ожидание, будто вот-вот что-то оборвётся — музыка, ночь, те силы, которые всё удерживали в равновесии. Впечатлительный гость чувствовал сразу, что чего бы он ни искал здесь, ему вряд ли удастся это найти.
Стало вдруг темно, но почему, не упала ли туча? Или в глазах потемнело?
В дымном, пропитанном острыми ароматами пищи сумраке ресторана зазеленело платье приближавшейся к их столику девушки, точно тёмные речные волны ворвались снаружи.
Андрей словно не глазами её увидел,
Он закрыл глаза и вновь открыл их, чувствуя величайшую муку и величайшее счастье жизни, и готовность вот тут же, сейчас умереть. Для того, чтобы заново пережить счастливое чувство, и превзойти его новыми ощущениями, — оказалось, не нужно было ни зрения, ни мыслей, ни слов. Только ощущение близости любимого человека, осознание, что он рядом, и тепло его касается тебя.
На мгновение лицо Андрея озарилось несказанной радостью. И тут же омрачилось — он был не один.
Она села напротив Андрея, и, посмотрев в сторону Олега и Мариам, сказала с вызовом:
— Я — Катя.
И перевела взгляд на Андрея. И тогда он увидел, что она пьяна. Сигарета в руках её дрожала, пепел падал мимо пепельницы.
С минуту длилось молчание, оно казалось бесконечным. Всё так же играла музыка, за соседними столами веселились люди, но оттого, что двое — Олег и Мариам — примолкли, казалось, безмолвная тишина сковала зал.
Не поворачиваясь к ним, Андрей представил их, назвав по имени, спросил, как дела. Он старался говорить и выглядеть непринуждённо, но щёки горели, как от ветра и солнца, и сердце билось гулко, сильно, не хотело успокаиваться.
— Ты женился, — бросила она с пренебрежительной усмешкой.
— Ну, а ты?
— Как обычно — невеста без места.
Краем глаза он увидел, что Мариам, облокотившись, напряженно следила за всем происходившим, переводя взгляд с одного на другого. Олег, прикрыв лицо ладонью, отвернулся.
Как изумление доходит до рассудка, до Андрея дошёл весь смысл ситуации. Мариам, безусловно, всё ясно, она лишь выжидала, как поведёт себя муж.
— Что же мы не веселимся? — спросила Катя. — О, с таким вином… Что это, Италия? Это я не поддерживаю. Андрюша, ты же сам говорил, что такое вино только для мытья раковин. На свете нет никакого вина, кроме абхазского. Если ты ещё хоть раз попробуешь его, уверена: никогда в жизни не притронешься к любому другому…
Он увидел в её глазах отражение безмерной тоски и нараставшего бунта души, которую уже ничто не повернёт к нему. Она — муки сомнения растерявшегося человека, не имевшего твёрдых желаний. Не видя Мариам, Андрей явственно чувствовал её взгляд, парализовавший его, сковавший по рукам и ногам, прилепивший язык к нёбу.
Затянувшись сигаретой, выдохнув дым ему в лицо, Катя сказала отрывисто, в своей обычной манере, стаккато:
— Ну, знаешь… Ты что, не хочешь со мной разговаривать?
Андрей посмотрел на Мариам. Её переполненный подозрением взгляд ещё больше ошеломил его. Никогда не был он так растерян и напуган, — ни перед поединком с более сильным противником, ни в кабинете у следователя, ни в камере перед уголовниками, собравшимися его опустить. Растерянность была так велика, что Андрей подумал: пусть как угодно всё закончится, лишь бы поскорее.