Тёмные самоцветы
Шрифт:
— Много дальше, — отрывисто бросил Стефан. — Если, конечно, вы таковы, каким мне представляетесь.
Ничто не изменилось в выражении лица Ракоци, хотя его и встревожил намек. Неужели Баторию стало что-то известно? Он спросил, рискуя навлечь на себя монаршую неприязнь:
— Каким же, ваше величество, я вам представляюсь?
— Здравомыслящим человеком, имеющим репутацию храбреца, умеющего сохранять хладнокровие, — ответил Стефан. — А может быть, сверх того обладающим и другими ценными качествами.
Опасения Ракоци лишь усилились, но он овладел
— Какими бы качествами, по вашему мнению, я ни обладал, они к вашим услугам.
Стефан хрипло и коротко хохотнул.
— Вот и чудесно. И где это вы обучились подобной любезности? Определенно не в Венгрии. И уж точно не в Польше.
Ракоци пожал плечами.
— Я живал в разных странах. В Италии, например. — С последней фразой в нем всколыхнулись воспоминания. Болезненные, ибо им не было и ста лет. Усилием воли он изгнал из сознания лица Лоренцо и Деметриче, но яркие краски картин Сандро Боттичелли не желали тускнеть и погружались в глубины памяти много медленнее, чем дорогие черты.
— У вас были там какие-то неприятности? — спросил Стефан, уловив тень, промелькнувшую в глазах гостя.
— Италия полнится неприятностями, — спокойно ответил тот. — Они там длятся веками.
Уловка не прошла незамеченной, но Стефан решил все оставить как есть.
— Ладно, что было, то минуло. Надвигаются новые времена.
— Вы так полагаете? — Ракоци поднял тонкие брови.
— Да, — кивнул сухо Стефан и сунул руку в рукав, чтобы извлечь из него письмо, пришедшее из России. — Вот, — властно сказал он. — Прочтите-ка это. — Приказ был проверкой, и оба знали о том.
Ракоци быстро пробежал глазами письмо, слегка хмурясь над неразборчивыми местами.
— Любопытное сообщение, — произнес после паузы он. — Автор его обладает некоторыми познаниями в греческом языке, но, подозреваю, не часто им пользуется. Однако, правдиво ли это послание, сказать навскидку нельзя.
— Именно этим вопросом я и задаюсь с момента его получения. — Стефан раздраженно прищелкнул языком. — До меня, конечно, доходят какие-то слухи.
— Слухи доходят до всех, — сказал Ракоци. — О русском царе судачат даже крестьяне.
— Что он обедает с дьяволом и пожирает девственниц? — вкрадчиво осведомился Стефан. — Все это чушь. Не пойму, кому нужно распускать подобные сплетни.
По губам Ракоци проскользнула усмешка.
— Действительно, кому?
Стефан перестал расхаживать по гостиной и потер ноющее колено.
— Но это письмо… Оно тревожит меня. Если оно подлинное, нас ждут сюрпризы. В Московии назревают волнения. Что может послужить к нашей пользе, а может и нет.
— Но ведь у вас и у шведов с Московией, кажется, нет разногласий, — возразил Ракоци. — Военные действия приостановлены, разве не так?
— Мы заключили с Иваном нечто вроде перемирия, — с неудовольствием подтвердил Стефан Баторий. — Но, если он впадает в безумие, что это будет за мир? И останется ли у нас хоть мизерная возможность убедить московитов войти с нами в союз, чтобы окоротить турок? Отцу Поссевино это пока
Ракоци понимал, чего от него ожидают, и посмотрел Стефану прямо в глаза.
— Возможно, если российский царь столь сильно алчет искупления своих… прегрешений, он выкажет большую склонность к единению с вами, чем когда-либо прежде.
Стефан счел за лучшее притвориться, что сказанное явилось для него откровением.
— Да, — сказал он с восторженным придыханием, — такое возможно. Да.
— Ваше величество, — сказал Ракоци с грустью, и лицо его вдруг выразило крайнюю степень усталости, — давайте оставим игры. Скажите прямо, чего вы хотите. Чтобы я поехал в Московию, дабы воочию убедиться в справедливости данного сообщения?
Такой поворот в разговоре не пришелся по вкусу Стефану, но ему ничего не осталось, как принять заданный собеседником тон.
— Да, это часть моего желания, — сказал он. — Я хочу, чтобы вы как можно скорее оказались в Москве. Я рассчитываю получить от вас правдивый отчет о состоянии рассудка Ивана и о том, что творится в его окружении. Ждать ли нам бунта или все удержится в рамках политического соперничества претендентов на трон? Вот вещи, которые сейчас меня беспокоят.
— А почему вы хотите, чтобы всем этим занялся именно я? — спросил Ракоци. — В Польше много дворян, способных с честью справиться с таким поручением. Но вы гоните своих офицеров через Богемию, чтобы те разыскали меня. В чем причина такого внимания к моей скромной персоне?
Стефан кивнул, признавая справедливость вопроса.
— Мне говорили о вашей проницательности. — Задумавшись, он оттопырил нижнюю губу. — Хорошо, я отвечу. Во-первых, вы, как и я, отпрыск благородного венгерского рода. Ваше семейство даже более древнее и именитое, чем мое, но мы это оставим. — Он жестом отмел возможные возражения и сухо продолжил: — А турки сделали вас в каком-то смысле изгнанником.
— Это правда… в каком-то смысле. — Ракоци иронически усмехнулся.
— …И потому русские могут отнестись к вам с меньшим подозрением, — продолжил король, игнорируя несколько ошеломившую его неучтивость. — Они с большой настороженностью поглядывают на всех иностранцев, но все же более благосклонны к тем, кого гонит судьба. — Он уже решился идти до конца, но ему мешало присущее всем дипломатам пристрастие к уверткам и экивокам. — Кроме того, есть еще причина, по какой я избрал именно вас.
— И в чем же она заключается, ваше величество?
Дворяне, пытавшиеся столь настойчиво что-либо выведать у Стефана Батория, встречались нечасто, и еще реже им это удавалось, но сейчас ситуация была совершенно иной.
— Мне говорили, что вы алхимик. — Король подошел к закрытым дверям и прислушался. — Отец Митек ушел. Вы можете быть откровенны.
Так вот оно что, подумал Ракоци с облегчением.
— Да, я в какой-то степени владею великим искусством, — сказал он негромко, но ничуть не таясь.