Темные тайны
Шрифт:
Я звонила матери Крисси двенадцать раз, она ответила на тринадцатый, после чего я тут же выпалила:
— Это Либби Дэй — младшая сестра Бена Дэя — вы его помните?
На другом конце облизали губы, и слабый голос пробормотал:
— Да, я помню Бена Дэя. А что такое?
— Я бы хотела поговорить с кем-нибудь из вашей семьи о тех обвинениях, которые против Бена выдвинула ваша дочь Крисси.
— Мы об этом не говорим… Лиззи, так вас, кажется, зовут? Я снова вышла замуж и практически не общаюсь с прежней семьей.
— Вы не знаете, как я могу отыскать Лу или Крисси?
Она выдохнула, как будто до этого затянулась сигаретой:
— Вероятно, Лу сидит в баре где-нибудь в Канзасе. А Крисси? Езжайте по семидесятому шоссе в западном направлении и сразу после Колумбии сверните налево к одному из тамошних стрип-клубов. И больше сюда не звоните.
Бен
2 января 1985 года
12:51
На розовом листочке картона из ящичка Крисси он написал: «Угадай, кто сейчас о тебе вспоминает» — и поставил внизу букву «Б». Она наверняка запрыгает от радости. А если взять что-нибудь из ее ящичка и подбросить Либби? Нет, пожалуй, не стоит: если у Либби вдруг обнаружится симпатичная вещица, это покажется подозрительным. Можно себе представить, какие шутки отпускают в школе у них за спинами по поводу его самого и сестер. Почти всю одежду девчонки донашивают или за ним, или друг за другом. Мишель бегает в его старых свитерах, Дебби носит то, что переходит от Мишель, а Либби приходится довольствоваться тем, что остается после Дебби: штопаные-перештопаные мальчиковые джинсы, застиранные, с въевшимися пятнами футболки, дешевые трикотажные платьишки, которые Дебби вытянула на животе. У Крисси все по-другому — у нее шикарные наряды. И у Диондры, с ее классными джинсами. Если джинсы у нее выцветшие, то только потому, что это последний писк моды; если на них пятна, похожие на следы от хлорки, значит она с этими пятнами их и купила. Родители щедро снабжали ее деньгами на карманные расходы, иногда она брала его с собой в магазины и там пыталась напялить на него все подряд, как на маленького. Невинно моргая, она говорила, что он может отдать долг, когда заработает. Он не знал, могут ли парни разрешать девчонкам покупать им одежду, не знал, круто это или нет. О’Малли, учитель с продленки, всегда шутит по поводу новых рубашек, которые его заставляет носить жена, но ведь это жена. В общем, Диондре нравится, когда он надевает черное, а у него нет денег ни на что новое. Блин, она всегда добивается своего.
Вот и еще одна причина, почему ему так клево с Крисси: она считает его классным, потому что ему пятнадцать лет и он ей кажется невероятно взрослым. К тому же она совсем не похожа на Диондру, которая вечно над ним хихикает в щекотливых ситуациях. Он ее спрашивает: «Что тут смешного?» — а она в ответ, давясь от смеха: «Ничего. Ты просто прелесть». Когда они в первый раз пытались заняться сексом, он настолько неловко начал возиться с презервативом, что она расхохоталась — и эрекции у него как не бывало; во второй раз она вырвала презерватив у него из рук, швырнула в сторону и сама все куда надо запихнула.
При одном этом воспоминании он страшно возбудился — джинсы в паху встали колом. И тут, в совершенно неподходящий момент, в дверь вошла миссис Дарксилвер, которая учит второклашек. Он как раз опускал записку в ящичек Крисси.
— Здравствуй, Бен, — улыбнулась она, — что ты у нас делаешь?
На ней были джинсы и свитер, на ногах шлепанцы, а в руках какой-то плакат и ленточка. Она двинулась в его сторону.
Он повернулся к ней спиной и рванул к двери в свой корпус:
— Так… ничего… просто хотел кое-что положить в ящичек сестры.
— Ну куда ты так заторопился? Подойди, я тебя обниму. Ты совсем перестал у нас появляться.
Она неумолимо приближалась, стуча шлепками по бетонному полу, с улыбкой во весь рот. В младших классах он даже был в нее влюблен и обожал эту ее черную челку. Он неуклюже заковылял к двери со все так же рвущимся наружу членом. Уже поворачиваясь к ней спиной, он понял: она догадалась, что с ним происходит, — радостная улыбка на лице уступила место брезгливой гримасе, и она больше ни слова не произнесла. Обо всем догадалась. И теперь стоит перед ящиком, где только что находился он, и видит, что это ящик Крисси Кейтс, а не его сестры.
Он почувствовал себя подстреленным кроликом, которого нужно добить еще одним выстрелом. Иногда ему мерещатся ружья, он даже ощущает прикосновение дула к виску. Однажды, пока ждал, когда из здания школы уйдут футболисты, чтобы начать уборку, Бен записал в одну из своих тетрадок слова Ницше, которые вычитал в бартлеттовской книжке знаменитых изречений: «Мысль о самоубийстве утешает — именно она помогает пережить не одну тяжелую ночь».
Нет,
Нет, он не собирается делать с собой ничего подобного, но, когда хотелось расслабиться, а сбросить напряг не получалось или он уже сбрасывал напряг и хотелось расслабиться еще больше, он частенько думал именно об этом. Его тело валяется на полу кучей грязного белья в ожидании, когда его заберут стирать.
Он метнулся на территорию средней школы, и в паху тут же все обмякло, словно один лишь факт пребывания здесь лишал его мужества. Он подхватил ведро, сунул обратно в чулан и вымыл руки с мылом.
А когда спускался вниз к двери черного хода, мимо него к парковке прошли старшеклассники. Голова под черными волосами вспотела, когда он представил, что они, как и тренер, считают его полным придурком. Но никто ничего ему не сказал — они, кажется, вообще не посмотрели в его сторону. Секунд через тридцать он пошел следом, рывком распахнул дверь на улицу — его ослепило игравшее на снегу яркое солнце. Будь это фильм, картинку сопровождал бы сложный гитарный аккорд — бдр-р-ы-ыммм!..
На парковке парни забрались в грузовик, и машина, петляя, двинулась на выезд. Он снимал цепь с велосипеда, когда в голове застучала пульсирующая боль и на руль капнула кровь. Он смахнул ее кончиком пальца, потом потрогал лоб и, не задумываясь, отправил палец в рот, словно измазался в невесть откуда взявшемся там желе.
Нужно срочно сбросить напряг. Очень бы кстати оказалось пиво, а то и косячок. Попытать счастья можно только у Трея. Нет, не у него дома — он вообще не рассказывал, где живет. Но если Трей не торчал у Диондры, он почти наверняка сидел в Бараке, до которого можно доехать по длинной грязной дороге, съехав на нее с 41-го шоссе. Едешь-едешь, вокруг деревья, и вдруг перед глазами открывается пустырь, а на нем — заброшенный склад с толстыми жестяными стенами. Вся эта конструкция на ветру скрипела и дребезжала. Зимой внутри гудел генератор — его мощности хватало на несколько обогревателей — и телик со слабой антенной. На грязном, вонючем полу лежали десятки ковриков, кто-то расстарался и даже притащил сюда парочку старых драных диванов. Люди устраивались группками вокруг обогревателей, словно вокруг костров, с пивом в руках (банки держали в ящиках снаружи на морозе) и гоняли косяки. Заведение обычно было открыто с семи утра до одиннадцати вечера, часто кто-нибудь привозил несколько десятков буррито — и разогретых, и в замороженном виде. Если оставались лишние, их складывали прямо на снегу, рядом с пивом.
Без Диондры он туда не совался — это была ее компания, но куда, блин, он в таком случае может сейчас отправиться? Разбитый лоб там почти наверняка вызовет сдержанный одобрительный кивок; возможно, он на халяву даже получит банку пива. Наверное, особого дружелюбия в их поведении не будет, но они никогда никого не выгоняют — это не в их правилах. Конечно, Бен окажется самым юным из посетителей, хотя там бывали люди и помоложе: однажды туда пришла молодая пара с малышом, на котором были только джинсики. Пока взрослые вокруг тащились, ребятенок молча сидел на диване и сосредоточенно сосал палец, не сводя глаз с Бена. И все-таки основную массу посетителей составляла молодежь от двадцати до двадцати двух лет — возраст, когда люди получают высшее образование, если доучились в средней школе. Он туда зайдет — кто знает, может, его и примут, и тогда Диондра, возможно, перестанет звать его «конфеткой»: она так к нему обращалась, когда брала его с собой. По крайней мере, они не станут возражать, если он на пару часов устроится с пивом где-нибудь в уголке.