Темные ветры империи
Шрифт:
Подоспевшие переправу начали с маху. Не отягощенные старыми и малыми, шли привычно, по трое бок о бок. Этим даже веревка не нужна, привыкли форсировать так.
И тут началось.
Сначала прискакал дозорный, один из четверых, что окружили временный лагерь на этом уже берегу.
— Траки! — истошно заорал он еще издали.
Бор сразу же, не давая разгореться панике, крикнул, перекрывая начавшийся шум:
— В седла! Все! Ко мне быстро! К воде!
Ребята, которые привыкли быстро воспринимать команды — жизнь такая, время порой так поджимает, что держись! — вскочили первыми, другие же, сообразив, стали помогать не таким ловким. Хватали
— Капес! Где ты, чтоб тебя!
Тот вынырнул из-за скопища людей и лошадей, ведя в поводе свою кобылу, за которой потешно семенил жеребенок. Сам мужчина немаленький, он и лошадь себе такую же подобрал. Высоченную, широкую, крепконогую, с длинной рыжей гривой и белой неряшливой отметиной на полголовы, будто сметаной облилась, когда украдкой от хозяина лакала.
— Жеребенка оставишь мне. Я сам за ним присмотрю.Понял?
— Да, Бор.
— Молодец. Выйдешь на стремнину. В самую середину. Лицом на течение. Ты — первый. На тебя вся надежда. Остальные за тобой. И так стой, пока я не скажу. Только стой, больше ничего. Пройдешь вперед метров на пятьдесят. И смотри, чтобы над тобой не было ни деревьев, ни веток, ничего. Выдержишь?
— Смогу, если надо.
— Вот и молодец. Стой. И обязательно отмахивайся. Не подпускай к себе их, хорошо? Просто не подпускай.
Природа, дав Капесу много тела и силы, как будто взамен этого поскупилась на мозги для него. Все ему приходилось втолковывать. При этом он безумно любил животных и детей, а еще — никогда и ничего не замышлял против Бора или кого еще. Может, просто не умел такого, ни хитрости, ни коварства. Если что бывало не по-нему, просто пер напролом, при этом не задумываясь, сколько против него народа, один или десяток. Те, кто видели Капеса во злобе, больше подобного не хотели испытывать. Хватало и одного раза. При всем при этом считали его за добряка. Особенно женщины. Бор знал, что некоторые потихоньку ходят к нему, даже замужние. А уж что бывает на долгих стоянках, когда вокруг здоровяка крутятся дети от мала до велика, когда и детьми-то их язык уж не поворачивается назвать! Визг, хохот, побегушки всякие, а поверх всего этого довольная рожа самого Капеса.
— Не подпушу, Бор. Так жеребеночка-то возьми, а то увяжется ведь, сам знаешь.
Жеребенок этот еще! Совсем не ко времени. Только мешаться будет. Ну уж коли пообещал…
— Эй! Веревку кто-нибудь!
Суета. Никто не слышит и слышать не хочет. Паника — это страшно. Одной рукой, нагнувшись, схватил молокососа за гриву, другой махнул Капесу.
— Иди! Ты, — выхватил первого попавшегося, — веревку мне, быстро! Ты! — Теперь подвернулся Вольт. — Держи его. Держи крепко! Спрошу.
— Хорошо.
— Вот именно что хорошо держи. Все! По двое! За Капесом! Лицом против течения! Фара! Где ты пропал, черт тебя? Фара! Фарадей, твою мать!
— Я здесь! — выскочил тот сзади.
— Поторопи людей. По двое, по трое. Хоть по четверо! Мужчины по бокам. Все в воду. Ланд! — крикнул через реку.
Племянник стоял на том высоком берегу и подгонял людей. Услышал. Обернулся. — Да!
— Всех на середину! В спину за Капесом!
— Я понял.
И начал там кричать, распоряжаясь и подгоняя. Ладно, справится, ничего сложного.
Горы, мелькнула запоздалая мысль. Тут горы рядом. Надо было туда уходить. Переждали б несколько дней, ничего страшного. Траки наверх никогда не ходили. Но ведь и осенью тоже никогда… Ну что такое с физикой творится?
— Веревка,
— На шею ему накинь. Да петлю, дурак! Петлю сделай. Вы куда толпой? По трое и не спешите. Ближе, ближе. Теснее.
Посмотрел на широкую спину Капеса. Тот уверенно и неторопливо вышел на стремнину и теперь двигался вперед. За ним шла двойка молодых, которых отрядил Фара. С того берега тоже все налаживалось. Ну там понятно. Как бы коней не застудить. С таким трудом собранные, добытые, выращенные, выменянные, уведенные. Вспоминать жутко. Без них остаться — страшнее не придумаешь.
Чья-то лошадь не то оступилась, не то толкнули в панике — люди на самом деле испуганы, — словом, животное упало, седок тоже, начались крики, суета в том месте поднялась, выловили, лошадь подняли. Опять Вольтова мать! Ну нет слов.
Вольт взял конец веревки, потащил упирающегося жеребенка за собой. Простудится, факт. Как же жалко.
— В воду! В воду!
И все равно не успели. Твари уже мелькали за деревьями.
— Быстрей! — подгонял Фара, не стесняясь пользоваться плеткой. Красный платок Кури мелькал где-то далеко, на середине реки. Держись, девочка!
Жеребенок, рыженький в мать, жалобно ржал и упирался, не желая лезть в холодную воду. Вольт дернул за веревку — давай! — и петля затянулась, перекрывая доступ воздуха. От злости аж зубы свело. Вернулся, перебирая рукой по веревке, и распустил узел, давая сосунку глотнуть воздуха. Тот испуганно пучил глаза и все пытался убежать, хотя силенок на это уже не осталось. Только ужас.
Бор подъехал к нему и похлопал его по холке. Потом жестким ногтем поскреб за ухом. Уходить пора!
— Пойдем. Не бойся, все будет хорошо. Пошли. Твари были уже в метрах. Хуже зрелища Бор в жизни своей не видел. Тупые, невыразительные морды. Лавина таких морд. И бегут, бегут, гады.
Он легко тронул аркан. Жеребенок сделал шаг за ним.
— Молодец. Ты молодец. Давай так, шаг за шагом. Жеребец под Бором начал беспокоиться и нервно оглядываться. А кому не страшно? Все мы боимся.
— Ну! Решай сам. Идешь?
Больше ни секунды. Кто-то кричит. Голос мужской. Надо было молочного хоть той же Кури поручить, что ли. Вольт слишком груб и нетерпелив. Да и напуган, наверное, хотя и старается не показать.
— Вперед!
И они пошли. Вместе с жеребенком. Ох, не выживет. Вольт втиснул его за чью-то спину, точнее, хвост. И только теперь Бор, вошедший в воду следом, посмотрел на берег. Сначала на левый. Потом, через плечо молодого Ампа из семьи Курчава, на правый. Справа пока было тихо. Зато слева, на месте недавнего привала, кипела злоба и кровожадность.
Твари, твари, твари… Пара зайцев неслась от них большими скачками, положив уши на спины. Убегут? Вряд ли. Чей-то ребенок заплакал впереди. Мимо по течению проплыла чья-то рукавица из оленьей кожи. Несколько тварей ринулись к воде. Бор напряженно смотрел на них. Достигнув кромки воды, принялись жадно пить, глядя на людей черными бусинами глаз, блестевшими отраженным от воды солнечным светом. Странно все же, почему они не плавают? А вдруг научатся? Или уже? По спине Бора пробежал холодок опасности. Он крепче сжал рукоять плетки. Но нет, не сунулись. Поводили хищными усатыми мордами и двинулись дальше вдоль кромки воды, на ходу обнюхивая то, что было потеряно людьми во время переправы, и забираясь на стволы деревьев, упавшие в воду. Скорее всего, просто ищут переправу, но кажется, что выискивают возможность добраться до людей, укрывшихся на стремнине.