Темные времена в академии
Шрифт:
До академии я добиралась с остановками добрых два часа. Вокзал располагался в новой части города, а учебное заведение — в старой, затерявшись среди кривых улочек, где каждый дом с привидениями. Шла и вспоминала свои детство и юность. Вот тут я воровала леденцы на палочке, вон там продавали самую вкусную сахарную вату, а здесь мы с теткой по воскресеньям ели булочки с кремом. Пышные, воздушные, они казались вкуснее любых пирожных. Черепичные и дранковые крыши, узкие дома порой всего в одно окошко, высокие крылечки, к которым нужно подниматься по лестнице, арки из почти соприкасающихся вторых этажей — как я по вам соскучилась!
Воздух воспоминаний пьянил. Замедлив шаг, жила одновременно в прошлом и настоящем. Оказывается, я любила Меробейт. Стоило провести четыре года в разлуке, чтобы понять.
На первое время поселюсь у тетки, потом возьму кредит в банке, арендую лавку. Опыт Баши ясно дал понять, частнопрактикующие ведьмы никому не нужны, зато амулеты пользуются спросом. Фальшиво улыбаться покупателям я научилась, врать тоже, не пропаду.
Ара притихла. Прижав к голове уши, она жадно водила носом. Может, чувствовала магию? Ее здесь полно. Ничего, куплю ей ошейник с бляшкой, не тронут. Многие волшебники держали фамильяров, некоторые и вовсе карманными духами баловались.
Ноги гудели — в стремлении к экономии я совсем забыла, что придется подыматься в горку.
Интересно, где ректор-дракон держит моторную карету? По здешним лабиринтам на ней вряд ли проедешь, только кружным путем.
Но вот в просвете улицы мелькнули башни академии. Ее возвели по всем правилам, позаботившись о безопасности местных жителей, то есть за чертой Меробейта. С тех пор кварталы разрослись и обступили обитель магов со всех сторон. Мальчишки то и дело пытались проникнуть на территорию, с тоской посматривая на раскидистые дубы, среди ветвей которых так удобно строить домики.
— Я туда не хочу, — подала голос Ара.
— Да ну? — Поставила вещи на ближайшую ступеньку и, подбоченившись, с прищуром уставилась на фамильяра. — А кто советовал принять приглашение?
— Принять, а не жить там. — Когтистая лапа указала на ограду академии.
— Одно предполагает другое, — мстительно заметила я и пригрозила: — Вот сдам тетке, мигом научишься молчать, когда не просят совета.
Кошка попалась наглая, не зря дух выбрал ее тело:
— Сама сначала научись. Я мужественно встала на твою защиту, но ты сама виновата, распалила дракона.
— Я?
От возмущения закончился воздух в легких. Выпучив глаза, уставилась на смевшую обвинять меня во всех грехах животину. А та продолжала:
— А кто же? Ограничилась бы «спасибо» и «до свидания».
Тяжело вздохнула. У Ары все просто, а у живых куча проблем. Объяснять долго, лучше прекратить бессмысленный разговор и подумать, что я скажу тетке. Следовало бы озаботиться этим раньше, ведь я не за хлебом вышла, а четыре года молчала. Если Патриция пошлет в дальние дали, пойму.
Слова никак не находились. Робея, плелась к воротам, словно набедокурившая студентка. А ведь я давно взрослая, почему же не отпускает чувство вины? Наверное, потому, что тогда я поступила дурно: наорала, хлопнула дверью, не пожелала ничего объяснить. Со стороны казалось, девчонке вожжа
Латунная табличка сияла. Если театр начинается с вешалки, то учебное заведение — с ворот. По случаю утра буднего дня они открыты. Нужно напустить на себя важный вид, шагать уверенно, тогда привратник не прицепится. А нет, таки пристал с вопросами.
— К Патриции Мей, коменданту женского общежития.
Раз промолчал, отправился дальше мести листья, тетя все еще царила среди хаоса вечеринок и постельного белья.
Следуя стрелке указателя, свернула на пожелтевшую от листьев аллею. Сердце екало, ноги заплетались.
— Успокойся, — приободрила Ара, почувствовав мое волнение, — тетка все-таки.
Угу, только при приближении Патриции Мей стихали подушечные бои, а студентки дружно изображали седьмой сон.
В Академии магии и чародейства соблюдалось классическое правило: девочки направо, мальчики налево. Три одинаковых корпуса общежития, по четыре этажа в каждом, разделяла увитая плющом стена. Строители наивно полагали, будто она положит конец любовным похождениям, но даже в мою бытность мальчики, цепляясь за живую лестницу, спокойно пробирались к своим пассиям. Днем общежития связывала калитка. На ночь ее запирали.
Сделав последнее усилие, плюхнулась на скамейку у входа на женскую половину. Здесь частенько назначали свидания, но вечером, после занятий. Сейчас тут никого, учеба в самом разгаре.
— Ара, — попросила трехцветное недоразумение, — сбегай, узнай, где Патриция. Ты ее легко узнаешь. Она…
Описывать тетку не пришлось: копна ее рыже-каштановых волос мелькнула возле прачечной. Минута, и я решилась, окликнула.
— Орланда! — всплеснула руками Патриция, словно мы расстались в теплых отношениях.
— Девочка моя! Почему не написала, я бы подготовилась. Но ты проходи, я быстро.
И тетя скрылась в прачечной, послав мне напоследок воздушный поцелуй.
Коменданты обоих общежитий традиционно квартировали в отдельных домиках возле хозяйственных построек. Я помнила, каждую ступеньку потемневшего от времени деревянного крыльца. Вот эта скрипит, другая треснула, лучше не наступать. Ключ по — прежнему хранился под ковриком, и я беспрепятственно вошла.
Время в доме тетушки остановилось. На полках — вязаные салфетки, книги и милые сердцу фарфоровые безделушки. Где-то там, среди пастушек и собачек, притаилась акварель с изображением мамы. Пока я была маленькая, Патриция ее прятала, потом вставила в рамочку. На ней мама такая воздушная, словно веточка сирени. Нужно поздороваться. Увы, иначе нам не встретиться: тело Лисбет так и не нашли. Я никогда не спрашивала, но чувствовала, что стала последней, кто видел ее живой.
Поставив чемодан на край выцветшего ковра в гостиной, направилась к буфету. Краем глаза видела, как Ара выбралась из корзины, осматривалась. Ей понравится у тети: тут полно подушек.
Акварель стояла там же, где я ее запомнила. Отворила дверцы буфета и аккуратно вытащила портрет.
Ненавижу драконов, мама, я всегда буду их ненавидеть, потому что помню.
Наклонившись, поцеловала рамку и замерла, заметив в стекле чужое отражение. Это уже слишком, пусть убирается в Преисподнюю!