Темные завесы
Шрифт:
– Вы должны позволить мне загладить вину, – сказал Джек.
– Всё в порядке, правда.
– Что вы делаете вечером?
– Вы хотите сказать, сегодня вечером?
– Сегодня вечером мне предстоит посетить одно благотворительное мероприятие – мой дядюшка затевает, и я куда больше проникся бы духом благотворительности, если б вы пошли туда вместе со мной.
У Кэтрин перехватило в горле. К чему-то подобному она была явно не готова.
– Ну не знаю… В будний день… Может, как-нибудь в другой раз? – Удобная отмазка, надеялась она.
Но без толку.
– Люди упускают большую часть жизни, откладывая всё на потом, – сказал Джек. – Короче, если вы не хотите, чтобы вон тот коп на
И снова эта улыбка. На сей раз ничуть не натянутая. Просто-таки само обаяние, неподдельное и очень привлекательное. Ее колебания и были тем ответом, который ему требовался.
– Отлично. Я заеду за вами в половине восьмого.
И прежде чем Кэтрин успела возразить, Джек уже развернулся и побежал трусцой обратно в сторону «Равноденствия». Не дав ей даже возможности спросить, как ей следует одеться.
Остаток дня прошел как в тумане. Как бы Кэтрин ни силилась сосредоточиться на рабочих вопросах, подробности порученных ей судебных дел перемешивались между собой, а на вопросы коллег давались невразумительные ответы. Она даже всерьез накосячила, перепутав фамилии истцов в одной из своих служебных записок, и уже была готова переслать ее Алекс, когда в последний момент заметила ошибку. Вместо этого отправила короткую писульку с жалобами на несуществующую боль в животе, пообещав закончить работу дома, на что Алекс немедленно откликнулась сочувственным смайликом.
Дома работа шла не лучше, и стук молотка Рассела в гостиной этому тоже не способствовал. Все, о чем она могла думать, – это как бы отвертеться от приглашения Джека Райта на его благотворительное мероприятие. «Хотя все-таки почему бы и не сходить?» – спорила Кэтрин сама с собой. Раньше она и сама устраивала подобные вечерние приемы – со всем своим обаянием, остроумием и кокетливой манерой держаться. Могла быстро оценить любую компанию и без особых усилий вскоре оказаться в самом ее центре. Конечно, эти навыки так уж окончательно и не атрофировались. Или все-таки это произошло? И когда она только успела растерять свою пылкую дерзновенность? Да и была ли та у нее когда-нибудь на самом деле? Может, это был просто хрупкий щит, который она себе соорудила, фальшивая личность, которую приняла, чтобы прикрыть свою неуверенность в себе, – маскарадная личина, призванная спрятать тот стыд, который, как она думала, был уже предан забвению… Что сказала бы по этому поводу доктор Фрэнкл? А вот относительно того, как прокомментировала бы это ее мать, Кэтрин практически не сомневалась.
Было почти шесть вечера, когда она наконец объявила в этих своих внутренних дебатах перерыв и решила, что ее колебания были просто способом избежать отказа Джеку. Она и вправду хотела пойти. «Да пошло оно все! Ну и что с того, что это будет полная катастрофа?» Ожидания в любом случае были бы низкими. Никто и не ожидал увидеть Кэтрин версии 1.0. Этой женщины больше не существовало. Настало время посмотреть, не заинтересует ли кого-нибудь последнее обновление. Отправив Рассела домой, она выхватила из холодильника бутылку пива и помчалась наверх – по-быстрому принять холодный душ, чтобы немного взбодриться. Голая и мокрая, коротко глянула на себя в зеркало. Что бы такого надеть? Об этом как-то не подумалось. В шкафу наличествовали лишь скромные юбки, простенькие блузки и практичная обувь.
Кэтрин поискала в ванной пузырек с лекарствами, которые прописала ей доктор Фрэнкл. Потребовалась минута, чтобы найти его, – он застрял между унитазом и стеной, как будто нарочно прятался там. Сорвав защитную пленку, она запила таблетку пивом, чтобы успокоить нервы. А потом приняла еще одну. Кэтрин надеялась, что на пустой желудок волна спокойствия нахлынет быстрее.
И вот тут-то она и вспомнила о черном платье Ребеки, висевшем рядом с обнаруженным туалетным столиком. Большую часть фальшивой стены Рассел уже снес, но маленькое святилище оставил нетронутым. И там оно и находилось. «Живанши».
Имелся лишь один способ это выяснить.
То, что произошло дальше, оказалось настолько невероятным, что Кэтрин отказывалась принять это даже гораздо позже, поскольку упорно цеплялась за сценарий, основанный на соображениях здравого смысла, а не на том, что случилось на самом деле. Потому что в следующие несколько мгновений началось погружение в некое бредовое состояние, выбраться из которого ей удалось не скоро.
Стоило Кэтрин надеть платье, как у нее сразу же помутилось в голове. Оно сидело на ней как вторая кожа – нигде не морщилось и не провисало. Она попятилась в комнату и крутнулась на месте, чтобы глянуть на себя во всех ракурсах в зеркале туалетного столика, ощутив себя настоящей красавицей – женственной, манящей. Кэтрин так отлично не выглядела уже несколько месяцев и была почти смущена тем, что произвела на себя такое впечатление, но чем дольше она смотрела в зеркало, тем быстрей улетучивалась ее неуверенность в себе. В этом платье она чувствовала себя более чем уверенно, даже дерзко. Кэтрин 2.0 – горячая штучка, черт возьми!
И вот тут-то она и увидела ту бабочку. В отражении зеркала. Та спокойно сидела на подоконнике позади нее, грациозно покачивая украшенными алым крылышками. Но когда Кэтрин обернулась, там ее уже не было. В поисках бабочки она оглядела комнату, но та бесследно исчезла.
И почти сразу же кто-то запел. «Осенние листья».
Кэтрин ахнула, узнав мелодию, и ее захлестнула волна гнева. Первым побуждением было забарабанить в стену и наорать на мисс Дюпре. Но на сей раз не было никаких сомнений касательно того, откуда доносилась музыка. Откуда-то в ее собственном доме. Снизу.
Кэтрин остановилась у двери своей спальни, прижавшись к ней ухом, чтобы подтвердить свои подозрения. Никаких сомнений: музыка просачивалась вверх по лестнице из гостиной. Она как можно тише повернула дверную ручку, чтобы звук проник сквозь тонкую щель. Это оказалась не просто музыка. А еще и какие-то разговоры, смех и звяканье кубиков льда в коктейльных бокалах. Вдобавок Кэтрин была просто уверена, что ощутила запах сигаретного дыма. Когда она приоткрыла дверь чуть шире, ее вдруг словно парализовало. Там, где раньше ничего не было, стояла дорогая мебель. На стенах висели картины. На полированном деревянном полу лежали толстые ковровые дорожки с восточным орнаментом. Свет от бра, которого раньше здесь не было, был тусклым и туманным, но все чувства Кэтрин мгновенно обострились и гиперболизировались. Зрение – 4K, слух – Dolby 7.1. Даже ее кожа ощущала сюрреалистическое давление в атмосфере. Босиком она прошлепала к лестнице и посмотрела вниз, углядев еще больше мебели, больше произведений искусства. На антикварной тумбе у входной двери красовалась великолепная композиция из гардений. Фойе теперь было выложено плиткой в классическом черно-белом стиле, по которой скользили тени из гостиной. Кэтрин попыталась нацелить взгляд туда, чтобы увидеть, кто там находится, но, как и во всем остальном доме, свет внутри был туманным и призрачным. Она так и не сумела разобрать, о чем говорят. Разговоры гармонично наслаивались друг на друга, складываясь в некое подобие собственной музыки.
Все словно происходило за полупрозрачной тюлевой занавесью. Кэтрин внезапно ощутила опьяняющий душевный подъем, чуть ли не экстаз. «Могли ли эти таблетки подействовать так быстро?»
– Это нечестно, ты же знаешь…
Мужской шепот прозвучал так близко от ее уха, что она отмахнулась от него, словно от надоедливого комара. Он стоял прямо у нее за спиной, тот мужчина с фотографии, которую она нашла в шкатулке с памятными вещицами, – тот, что обнимал Ребеку Райт. Половина лица его была скрыта в темноте, но никаких сомнений не было. Узкое, точеное лицо с высокими скулами, темными бровями и густыми ресницами. Исключительно мужественное, аристократическое лицо. Жесткое и отстраненное, за исключением глаз, которые так и приковывали к себе взгляд.