Темный аншлаг

Фаулер Кристофер

Эти новости отнюдь не порадовали Давенпорта. Он предпочитал, чтобы расследуемые дела были тщательно увязаны, дабы он мог представить их своему начальству как раскрытые и закрытые, иными словами – как итог отлично проделанной работы. Если этого не случалось, требовалось найти козла отпущения. В данном случае он мог бы сослаться на тотальное невезение, не случись этого последнего эпизода. И конечно же, оставалось нераскрытым дело о злосчастных ступнях.

– Какого черта они оказались на прилавке с каштанами? – снова спросил он. – Давай же, Брайант, у тебя уже должна была

созреть идея.

– Она созрела, но вас она не устроит.

– Ну-ка выскажись.

– Полагаю, их скинули на тележку с навеса театра.

– Скажи на милость, с чего ты это взял?

– Вечером было сухо, и продавец разжег огонь до того, как сигналы воздушной тревоги заставили его уйти в укрытие. В день, когда их обнаружили, сержант Кроухерст отметил, что среди угольной пыли на мостовой не осталось никаких следов. Мы с мистером Мэем видели это собственными глазами. Над навесом расположено несколько рядов маленьких окошек со средниками. На одном из них на второй лестничной площадке нет стекла, а на другом сломан шпингалет. Они недостаточно широки, чтобы через них пролезть, но руку просунуть можно. Думаю, кто-то сбросил ступни из окна, полагая, что они упадут на навес. Вместо этого они скатились и упали на прилавок с каштанами, оказавшийся внизу, у обочины.

– Хочешь сказать, что турок просто оставил их там и смотался?

– Он подчинился закону, сэр, направившись в убежище. Очевидно, затемнение еще действовало, когда он вернулся, так что, вполне возможно, он ничего не заметил.

– Ты проверил, на навесе под окном не осталось следов крови?

– Мы не обнаружили никаких следов, но с тех пор прошел дождь.

– Мне хотелось бы сообщить отцу мисс Капистрании, что смерть его дочери наступила вследствие странного, но тем не менее несчастного случая.

– Не представляю, как вам это удастся.

– Если это ускользнуло от вашего внимания, мистер Брайант, напоминаю: мотивы отсутствуют. Вряд ли Капистрания была с кем-то знакома в Лондоне. Сенешаля везде обожали. А этот последний парень, слава тебе господи, вообще никаким боком не был связан с постановкой.

Давенпорт опустился в кресло Брайанта и попытался вытянуть ноги под столом, но что-то ему мешало. Он заглянул под стол. Мэй бросил на напарника зловещий взгляд.

– Еще хуже: если смерть Капистрании можно принять за результат пищевого отравления, зачем обставлять ее как убийство, выкидывая эти проклятые ступни? И зачем нападать на мальчишку, у которого нет ничего общего с театром? Ни малейшего смысла, не так ли? Я вообще отказываюсь это понимать. – Он дотянулся ногами до диковинного растения Брайанта и вытолкал его из-под стола. – Это еще что такое?

– Ах, – завилял Брайант, – вот оно где, оказывается. Улика. Я ее оформлю.

– Что за улика? – с подозрением спросил Давенпорт.

– М-м… вампира с Лестер-Сквер. Доктору Ранкорну потребовались некие предметы из его дома для исследований.

Давенпорт насторожился.

– Я не знал, что мы его поймали, – произнес он.

– Не поймали, – продолжал юлить Брайант, осторожно отодвинув растение от Давенпорта. – Он подозреваемый. Э-э… хм… литовский ботаник, экспериментирующий

с редкими растениями, вернее, с разными способами прививок. Ради вас я от него избавлюсь.

– Вы утверждаете, что вампир с Лестер-Сквер – литовский ботаник-экспериментатор? – Давенпорт поднялся и пошел к двери, явно расстроившись. – Вы что думаете, я абсолютный тупица? Меня осаждает телефонными звонками Альберт Фридрих, отец Капистрании, который, да будет вам известно, проводит эти выходные в доме австрийского посла, где будет пить чай не с кем-нибудь, а с самим Георгом Шестым. В субботу утром я увижусь с министром внутренних дел. Мне нужно, чтобы вы представили свои мысли о ходе расследования в письменном виде не позже шести вечера завтрашнего дня. И изложите мне рациональные выводы, а не эти ваши психологические, сверхъестественные домыслы. – Он захлопнул за собой дверь.

Брайант запихнул растение в верхний ящик своего стола.

– По-моему, все прошло довольно гладко, как ты думаешь?

– Честно говоря, я так не считаю. Ты пришел к каким-либо выводам?

– Ясно как день: наш парень – сумасшедший. Тот, кто до такой степени ненавидел Капистранию, что ее изувечил, тот, кто убил Сенешаля на глазах у его коллег, кто до смерти изрезал случайного человека лишь потому, что тот был родственником члена труппы. Когда подвернется случай, проверим мотоцикл на отпечатки, но в результате, честно говоря, сомневаюсь.

– На нем были перчатки.

– Тогда остается греческий аспект всего происшедшего. Что напоминает мне: нам следует выяснить, кто всучил Закарии Дэрвеллу цветок.

– Какой цветок?

– Шелковую гвоздику. Стэн Лоу утверждает, что никогда прежде не видел мальчика с цветком в петлице. Это было не в его стиле. А эти цыганки на Пикадилли не суют их, когда проходишь мимо? Я уверен, что сейчас их не делают из шелка, разве что кто-то режет на куски парашюты. И тогда остается дело с флейтой.

– Ты меня полностью запутал, – признался Мэй в замешательстве.

– Антон Варисич остановил оркестр, когда произошел инцидент, но его первая флейта издала пронзительную тревожную ноту. А дело-то все в том, что двоих исполнителей на духовых, и один из них – флейтист, утром на месте не оказалось; тогда кто вывел эту ноту?

– Артур, я абсолютно не понимаю, о чем ты говоришь.

– Я пытаюсь тебе объяснить, – ответил Брайант, – но, наверное, мне стоит сначала самому убедиться, что я прав. Пока я этим займусь, у тебя будет время поразмыслить над тем, почему Давенпорт так печется о том, чтобы это не попало в газеты.

– Наверное, не хочет выставлять отдел в идиотском виде.

– О существовании отдела никто не знает, – ответил Брайант. Он повысил голос. – Входите, мистер Бидл. Не стоит топтаться за дверью.

У Бидла был вызывающий вид.

– Я не подслушивал, – тут же выпалил он, подтвердив обратное. – Я пришел повидаться с вами. – И осторожно позволил себе зайти в загроможденный кабинет.

Брайант бросил на своего напарника вопросительный взгляд.

– Что у тебя на уме?

У Бидла так туго был завязан галстук под воротником, что казалось, тот его душит.