Темный аншлаг
Шрифт:
– У Брайанта была невеста?
– По-моему, Натали была родом из Франции, из Марселя. Смуглая и очень красивая. Не безрассудная, заметь, а очень независимая. Когда они встретились, она работала в штабе при воздушном полигоне, координируя части военно-воздушной поддержки. Военные действия столь часто репетировали, что я с облегчением вздохнула, когда война наконец началась.
Фортрайт грела ладони, зажав в руках эмалированную кружку.
– Здесь она погибла, вечером в день своего восемнадцатилетия, в мае тридцать седьмого года. Сорвалась с моста, на этом самом месте. Забралась на балюстраду и пошла по ней. Они отмечали ее день рождения и были несколько навеселе. Он попросил ее выйти за него замуж. Может, у
Она поставила кружку на сильные, красивые колени и вздохнула.
– На время он вышел из строя, а когда объявили о войне, пытался записаться добровольцем, но военное министерство, увидев записи психиатра в его медкарте, тут же его завернуло. Сочло неуравновешенным. Его научили, как посвятить свою жизнь другим, но он не сумел спасти любимую девушку, а она была смыслом его жизни, суженой до конца дней. Это случилось три года назад, и хотя он никогда о ней не говорит, но ни на кого не смотрит, никого не воспринимает всерьез. Ох, как-то он решил, что влюбился в меня, но я понимала, что это просто увлечение, и спустила все на тормозах. А что касается его, то ему был дан шанс на счастье, и он его проморгал. И этого ему никогда не изменить. Вот почему эта тема его не волнует.
– Жаль, что никто мне не рассказал.
– У всех свои личные трагедии. Невозможно изменить прошлое. Продолжаешь жить.
Бидл отхлебнул из кружки.
– Я не из вашей плеяды. Вы все, похоже, из одного теста. Не думаю, что подхожу для вашей работы.
– В этом ты ошибаешься. Мы все разные. Говорят, все крепкие мужчины ушли на войну и остались лишь нетрудоспособные. Именно поэтому нам подфартило, что мы нашли мистера Мэя. Он практичен и даст Артуру ту опору, в которой тот нуждается. Наш постоянный штат не старше двадцати пяти. Я самая старшая в отделе. Министерство нас прикроет, как только кончится война. Давенпорт нас ненавидит, считает кучкой бесполезных теоретиков. Сейчас у него на руках все козыри.
– Не понимаю, я-то здесь при чем.
– Ты пользуешься благосклонностью Давенпорта. Можешь защитить нас, если останешься.
– Я уже сказал Брайанту, что ухожу.
– Возьми свои слова назад. Никто о тебе дурно не подумает. Скажи, что останешься. – Фортрайт проследила поверх перил за его взглядом на реку. – Я же вернулась, разве не так? Наплевала на свою гордость. Собиралась выйти замуж. Могла спрятаться, но вернулась.
Бидл взглянул на нее:
– Почему?
– Мистер Брайант во мне нуждается. – Она посмотрела на часы. – Господи, не помню, когда последний раз ела. Должно быть, и ты проголодался.
– Рядом с Койн-стрит есть скромное рабочее кафе.
– Хочу сосисок. Ведь перед казнью кормят обильным завтраком, не так ли? Я отвечаю за мелкую наличность отдела, а ты ведь меня не выдашь, правда? Расскажи поподробнее о том чудовище, что ты видел на стропилах.
Они прошли мимо исхудавшей вороной лошади, шумно пьющей воду из сточного муниципального желоба. Фортрайт остановилась угостить сигаретой продавца молока. Бедняга выглядел таким же отощавшим, как его лошадь и пустые проволочные ящики на повозке. Это было первое животное, встреченное ею за последнее время; она удивилась, как их всех не вывезли из города.
Бидл дождался ее, и они молча продолжили прогулку сквозь зловонную дымку, окутывающую набережную, вниз к мостовым, по которым в город возвращались дневной свет и жизнь.
Артур
Он прислонил прошение об отставке, адресованное Давенпорту, к лампе на столе Мэя. Ему хотелось уйти до прихода напарника. Он чувствовал, что перешел рубикон, что никакие оправдания и самобичевания не смогут вернуть его назад, и не хотел ставить Джона в неловкое положение, когда тому придется выгораживать его перед начальством.
Возможно, что ни делается, все к лучшему. Он не из того теста, из которого лепят политиков. Стало окончательно ясно, что отдел – всего-навсего очередной жест управления по работе с общественностью. Какое-то время он верил, что старую имущественную аристократию министерства внутренних дел вытеснит новое племя экспериментаторов, которые покончат с прошлыми предрассудками, и смелые, новые установки исподволь трансформируют деятельность британского государства – от низовых муниципальных советов до кабинетов Уайтхолла. Сейчас он усомнился в том, что война вообще что-либо изменила в системе управления.
Брайант любил Лондон. Он родился в Уайтчепеле, в бедной семье, и вырос на улицах Уоппинга, Боро и Майл-Энда. И страшно гордился этим фактом. Но теперь город изменился. Его очарование уничтожили бомбардировки – результат разразившейся войны, возможность которой Невилл Чемберлен настойчиво опровергал.
Он собирался погрузить коробки в такси, если удастся его поймать, но вспомнил, что упаковал несколько увесистых предметов, включая булыжник, хранивший отчетливый отпечаток рук Джека-потрошителя, и решил, что отправит их наложенным платежом.
В полицейской работе грядущих лет его тайным пристрастиям места не найдется. Он подумал о своих друзьях в ковене Кэмден-Тауна и их заклятых врагах, окопавшихся в Саутуорке. Собрал неразборчиво записанные адреса мистиков «Савояра» и «Лиги Прометея», дежурные номера неутомимых членов Общества по борьбе с бессонницей, дневник со списками параноиков, ясновидцев, телепатов и сумасшедших – всех тех, чьи услуги пригодились бы отделу, если бы только кто-то поверил ему, что можно разумно использовать их в работе.
Все к лучшему, сказал он себе. Джон молод и умен. Возможно, ему удастся модернизировать отдел и привнести новые технологии, раз уж Брайант остался не у дел. Они явно в чем-то просчитались, не сумев заинтересовать парней, подобных Бидлу, остаться на работе в отделе.
Он снял склянку с ядовитыми гусеницами с полки над своим столом и выбросил содержимое в мусорное ведро. Было время, когда он вынимал их из банки и бросал в чайник Освальда Финча, но кураж куда-то пропал.
Сейчас Брайант осознал, что его стремление вытащить виновного на свет божий было продиктовано подспудным желанием бросить кому-то или чему-то вызов. Подлинная разгадка, бесспорно, окажется крайне банальной, отнюдь не из разряда эксцентричных или парадоксальных: любой разъяренный служащий, кретин, переполняемый беспричинным гневом, мог с таким же успехом напасть на персонал автобусной станции или страховой кассы. Погрязшей в банальностях державе к лицу банальные преступления.