Темный аншлаг
Шрифт:
– Что значит – в тюремщиц? Я считал, они ему помогают.
– Мне кажется, он больше не нуждается в их помощи. Хочет самоутвердиться, идти своим путем, как его отец. И что же он предпринимает? Во-первых, бросает вызов власти Евтерпы, осмелившись поставить кощунственный спектакль в ее храме – в театре, над фасадом которого возвышается ее искаженная копия. Затем выбирает легенду об Орфее в версии Оффенбаха. С одной стороны, это жестокая насмешка, а с другой – она открывает ему доступ к каждой из девяти древнегреческих муз. Мать Орфея – Каллиопа, одна из них, помнишь? После чего всерьез принимается истреблять своих кумиров. Отравляет Таню Капистранию болиголовом, ядом, пользоваться
Мэй покачал головой, пытаясь отделаться от мысли, что Брайант сошел с ума.
– Но ведь Сенешаль не женщина! Как он мог воплощать музу?
– Да ладно, Джон, в греческой легенде пол практически взаимозаменяем. Итак, на чем мы остановились? Ах да. – Брайант решительно закивал головой. – Андреас наблюдает и ждет следующей возможности. Никто не знает, когда он появляется в театре, о чем он сам нам сказал. Он выслеживает Закарию Дэрвелла, сына исполнительницы роли Клио, покровительницы истории. Дожидается, пока Дэрвелл останется один, нападает на него с бритвой, которую прихватил из чьей-то гримерной, и сбрасывает с балкона. Почему Дэрвелл? Потому что в древнегреческой мифологии сына Клио убили. Ренальда чуть не получил двух по цене одного, поскольку мать Майлза Стоуна, исполнителя роли Орфея (а в мифологии мать Орфея – Каллиопа), главная из девяти муз – Рейчел, сидела внизу в бельэтаже. Но, падая, Закария закричал, и, взглянув наверх, она успела увернуться.
– И ты можешь хоть что-нибудь из этого доказать? – спросил Мэй, грустно качая головой.
– Готов поручиться: покопавшись, мы выясним, что Закария, скажем так, закоренелый холостяк. Сына Клио убил его любовник, и на том месте, где пролилась его кровь, вырос цветок. Помнишь окровавленную шелковую гвоздику в петлице? Тот, кто дал ее Дэрвеллу, тоже вовлечен в убийство, только мы не знаем, откуда он ее взял. Что подводит меня к чудом уцелевшей женщине, матери Стоуна. У нее хватило времени отскочить в сторону, и, по иронии судьбы, предупредил ее резкий звук флейты. Между тем, согласно греческой мифологии, именно игра на флейте всегда сопровождает Каллиопу. На этот раз Андреасу несколько не повезло, но остановиться он позволить себе не мог. Ведь его задача – сбросить с пьедестала каждую из муз, приближая день, когда он освободится ото всех. Талию, одну из трех Граций, символизировала Джен Петрович; ее, по-видимому, уже нет в живых. Мельпомене – в трагической маске, в облике Валери Марчмонт, Общественного Мнения, – раскроили череп. Итак, пять муз устранили, осталось убрать четырех – Эрато, Полигимнию, Клио и Каллиопу. Тогда он наконец освободится от своей матери и будет жить, как захочет.
– Он же калека, Артур. Он едва может встать со стула.
– Между тем неоспоримо, что этот человек, создающий при ходьбе такой шум, словно по лестнице катится куча кастрюль, посещал репетиции. Ему известен каждый дюйм в театре. Все мне твердят, что в здании полно укромных уголков. Это в буквальном смысле лабиринт кривых зеркал.
– Не знаю. Не похож он на того типа, которого видела Бетти Трэммел, когда ночевала в театре. Каким образом калека мог испариться с крыши прямо на глазах у добровольца пожарной охраны? И как умудрился незамеченным
– Потому что они мешают ему осуществить то, к чему он больше всего стремится.
– А к чему он стремится?
– Отомстить своему брату за смерть жены. Месть, Джон, – самый классический мотив в мифологии. Он не может ничего предпринять, поскольку считает, что его по-прежнему охраняют музы. Поэтому демонстрирует им, кто хозяин положения. Унижает и теперь приносит в жертву. Весь спектакль был задуман только ради этого.
– А что если музы поразят его громом и молнией? И как насчет этого чудовища? С безобразным лицом? Его видят по ночам в театре.
– Маски и грим. Среди реквизита полно масок. Их используют практически в каждой сцене. Они должны валяться повсюду. Маска греческой трагедии? Лишь подтверждает правила.
– Знаешь, что я думаю? – спросил Мэй дрожащим от гнева голосом. – Ты ненормальный. За эту неделю общего психоза ты окончательно свихнулся. Ты представляешь, как безумно все это звучит?
Глаза Брайанта еще больше расширились.
– Вот почему я не хотел тебе говорить, пока не удостоверился, что моя теория неопровержима.
– По-моему, ты одержимый.
– Нет, нет. Но тебе спасибо. За четкое видение. Ты – часть вспомогательного… мыслительного процесса.
– Чего-чего?
– Сократического акушерства. – Он разочарованно растопырил пальцы. – Ты помогаешь кристаллизоваться идеям. Способствуешь ходу мыслей – тех, что уже возникли у меня в голове, но еще не сформировались. Это потому, что ты так здраво мыслишь. Ты что-то вроде катализатора.
– Хорошо, давай встретимся с Андреасом Ренальдой, и ты убедишься, насколько бредова твоя версия.
Еще когда машина подъехала к дому, экономка магната услышала, как хлопнули дверцы, и теперь стояла в дверном проеме холла.
– Мистер Ренальда готовится ко сну, – предупредила она, когда они подошли к входной двери. – Он никого не принимает.
– Мы подождем в коридоре, пока он оденется, – ответил Брайант, развязывая шарф и проходя в холл. – Нельзя ли принести нам горячего чая? Ночь была длинная.
Через несколько минут в холле появился Андреас Ренальда. На нем был голубой шелковый халат, и он вытирал шею полотенцем. Стальные шины еще держали его ноги, и сейчас Мэй увидел, что они крепились болтами к голени, вкручиваясь внутрь искривленных костей.
– Уже поздно, и я очень устал, – предупредил он. – Мне казалось, мы обо всем переговорили. – С помощью экономки Ренальда сел напротив детективов и теперь грозно переводил взгляд с одного на другого. – Господи Иисусе. Что стряслось на этот раз?
– Общественное Мнение. Во время вращения карусель заблокировало, и что-то обрушилось ей на голову.
– Она ранена?
– Хм… на самом деле она мертва.
Ренальда выругался по-гречески. Это звучало так, словно он произнес: «Бог в гондоле».
– Кто-нибудь видел, как она умерла?
– Несколько человек. На сцене было полно…
– Я имею в виду зрителей. Они что-нибудь заметили?
– Нет, в этот момент начался канкан.
Он на секунду задумался.
– Не сочтите меня бессердечным, но поймите, я должен думать о судьбе спектакля.
– Полагаю, что очень даже понимаю, – ответил Брайант.
– Технические проблемы с люками и колосниками возникали задолго до того, как мы затеяли эту постановку. Оборудование не трогали полвека. Нам неоткуда взять новые детали. Компания, которая их производит, работает на вооружение. Любой металлолом идет на военные нужды.