Темный аншлаг

Фаулер Кристофер

– Джон, ты откуда взялся?

– Вспомнил! Заговорил! – Мэй взволнованно повернулся к Лонгбрайт, которая подошла к ним. – Посмотри, кто пришел, – это же Дженис!

– Почему ты разговариваешь со мной как с ребенком? – возмутился Брайант. – Ты что, заболел? Привет, Дженис. У вас нет ничего съестного?

И упал в обморок.

Мэй подхватил его и прислонил к балюстраде, пока Лонгбрайт вызывала «скорую помощь».

59

Бездушие луны

– Сержант Фортрайт поставила твою хозяйку сторожить лестницу, –

объяснил Мэй.

– Зачем, скажи на милость?

– Решила, что нам может понадобиться подкрепление. Из наших в зрительном зале только Кроухерст и Атертон.

– Кэмденская белая ведьма предупредила меня насчет сегодняшнего вечера, – сказал Брайант. – Убийца не может вернуться в свою берлогу. Я вынул ключи от его жилища из черепаховой коробки.

– Я подумал вот про эту. – Мэй указал на коричневую дверь, которая вела на первый подвальный уровень под сценой. – Что происходит?

– Ну, меня осенило, что, за вычетом Джен Петрович, все жертвы погибали в театре. Почему, спрашивал я себя, сознавая, что возможен лишь один ответ. Убийства совершались здесь, поскольку убийца вряд ли когда-либо покидает это здание. Элспет Уинтер пыталась сорвать шоу, стремясь вырваться из этого театра. Но у нее появилась боязнь открытого пространства. Я помню, как она вспотела в ресторане, когда мы пошли пообедать. Она уже не может жить здесь, как в капкане, но в тот день мечтала только поскорее вернуться назад. Прятать своего сына все эти годы было проще, нежели собственные чувства, но она и с этим справилась. Неудивительно, если вспомнить, что всю жизнь она провела в театре, наблюдая за тем, как люди притворялись. В каком-то смысле она талантливее многих.

Брайант захлопнул дверь и включил фонарь. Прямо перед их глазами открылся лабиринт голых дощатых стен. Самодельные деревянные перила не давали им сорваться вниз.

– Она не могла никого убить, – отметил Мэй. – Только взгляни на нее, она же худышка.

– Она была организатором убийств, совершенных сыном. Он уже вырос и больше не нуждается в ее опеке, бродит по театру и распугивает дам в гримерной. Он где-то здесь, внизу. Элспет никак не может начать новую жизнь, иметь друзей, не может уйти, пока продолжаются спектакли. Ей необходимо, чтобы шоу прикрыли, тогда наконец она могла бы исчезнуть. Но сейчас уже слишком поздно.

Он прошелся по деревянному мостку, окружающему темную площадку в центре.

– Мы почти под оркестром. Взгляни наверх.

Над их головами висела запыленная проволочная сетка, обозначающая начало оркестровой ямы.

– Значит, ты в чем-то оказался прав. Речь шла об убийстве театральных кумиров – но отнюдь не тех, что ты думал. Осторожно с головой.

Теперь коридор уходил вниз. Они прошли мимо нескольких заржавевших металлических стремянок, ведущих к люкам для звезд, сегментным дверям, через которые актеры под дымовой завесой могли катапультироваться на сцену. В центре авансцены располагался «могильный» люк. Свет от прожекторов, установленных над головами танцоров, проникал через сетку.

– Не нравится мне это, Артур. Он мог спрятаться где угодно.

Брайант вытащил из кармана какой-то металлический предмет. Раздался

щелчок предохранителя.

– Ты вооружен? – спросил Мэй.

– Это служебный револьвер, принадлежал моему брату.

– Не знал, что у тебя был брат. Ты умеешь им пользоваться?

– Принцип работы нехитрый. Спусти курок, и пули сами полетят из дула. Как я понимаю, брат держал его заряженным. По-моему, парень не здесь. – Брайант заглянул за расшатанный парапет и направил свет фонаря вниз. – Придется нам спуститься.

– Совсем мне это не нравится, – повторил Мэй, нащупывая ногой передние ступеньки.

Со сцены, над их головами, раздались звуки оркестра, вступившего в торжественное завершение спектакля – канкан.

От топота танцовщиц с потолка стал падать мусор. На их лица посыпались опилки. Брайант достал носовой платок и закашлялся.

– Ты уверен, что он здесь? – Мэй чувствовал себя не в своей тарелке. У него появилось ощущение клаустрофобии.

– Прислушайся.

Они остановились на среднем из трех подземных этажей театра. Звуки музыки искажало бульканье паровых труб, проложенных вдоль стен. Брайант направил луч фонаря на стены. Тени сценического реквизита, дюжины покоробившихся голов демонов вытянулись и исчезли. Огромные глаза Цербера, сторожевого пса подземного царства, кровожадно блеснули из угла. Свет фонаря спугнул пауков и мышей, и они разбежались в разные стороны. Впереди, прямо за лучом света, кто-то двигался.

– Полагаю, это он. – У Брайанта округлились глаза. – Черт возьми.

Мальчишка, освещенный лучом фонаря, был скорее напуган, а не разъярен. Его бледное, одутловатое лицо покрывали рубцы от недолеченной инфекции, череп обтягивала лоснящаяся кожа, на правом глазу белела катаракта. Подбородок упирался в раздавшуюся грудную клетку, словно в нее врос. Поскольку он никогда не выходил за пределы театра, его тело приобрело физические изъяны, типичные для человека, лишенного дневного света и нормального питания. Кости шатались, как на шарнирах, от перенесенного рахита.

– Свет жжет ему глаза, не отводи фонарь, – бросил Брайант через плечо, пока они продвигались вперед.

– Не подходите ко мне. Знаю, это она вас прислала, – неожиданно произнес Тодд, прикрывая глаза руками и уклоняясь от яркого света, излучаемого фонарем Мэя.

Голос звучал ровно и безжизненно, не громче скрежета ширмы, скользящей по промасленным пазам, но произношение было грамотным и отчетливым. Недаром всю жизнь он вслушивался в актерскую речь.

– Тодд, мы не собираемся причинить тебе вред, мы хотим помочь, но тебе придется пойти с нами. – Брайант шагнул вперед.

– Она хочет бросить здесь меня одного. – Парень отступил назад, не отрывая рук от лица.

– Нет, это не так, твоя мама заберет тебя с собой, – пообещал Брайант.

– Я вас видел, вас обоих. Я делал это ради нее, чтобы мы могли выбраться отсюда. Но я знаю, она не возьмет меня с собой.

– С чего он это взял? – прошептал Мэй.

– Я все слышу через решетки и люки. Слышал, что она вам говорила, – бросил обвинение Тодд. – Вот этому коротышке.

– Я не коротышка, – возмутился Брайант.