Темный день. (Дилогия)
Шрифт:
— Скончались?! — переспросил Дарин. — Почему?
Гоблинша глянула на него черным глазом.
— Суровый климат, — изрекла она. — Думаю, в этом причина. А что же еще? Условия там замечательные: работа, морской воздух, хорошее питание, всегда свежее мясо — в рудниках полным-полно крыс — гуманное и мягкое обращение персонала. Горные тролли славятся кротким покладистым характером, терпением и добросердечием. Мягко и ненавязчиво возвращают преступников на путь исправления — истинные таланты в области педагогики! А как они огорчаются, когда кто-нибудь из осужденных пытается бежать! — госпожа
Барклюня поежился.
— Но вы говорите, все заключенные умерли? — еще раз уточнил Дарин, невольно представляя себе встречу горных троллей-педагогов и арестантов, «вставших на путь исправления».
— Умерли, но знали бы вы, как сокрушались по этому поводу тролли! Говорят, привязались к этим заблудшим душам, как к собственным детям! Просили прислать еще, да побольше. Что ж, корабль, забитый под завязку ворами, убийцами и насильниками, уже стоит в бухте. Скоро тролли возьмутся за их перевоспитание со всем пылом и рвением. Такие уж они увлекающиеся натуры: ничего не делают вполсилы!
Гоблинша закончила речь, сложила руки на груди и глянула на Дарина.
— Что-нибудь еще? — вежливо поинтересовалась она.
— Да, — отважно промолвил Барклюня. — В окончательном списке есть человек по имени…
Он запнулся и оглянулся на Дарина.
— Кехелус, — подсказал тот.
— Кехелус, да. Хотим узнать, за что он осужден.
Госпожа Нумора задумалась.
— Собственно говоря, мы такие данные не имеем право разглашать кому попало…
Дарин понял, что если сейчас не вмешается, придется им уйти несолоно хлебавши.
— Кому попало? — громко поразился он. — Со мной, как видите, лицо облеченное небывалой властью, личный секретарь господина Горама, а не кто попало!
Барклюня, услыхав про «небывалую власть», гордо выпрямился и взглянул на гоблиншу орлом.
Услышав имя главы Управления, она тут же пошла на попятный.
— Ах, так это господин Горам просил узнать? Что ж вы сразу не сказали?
— Не совсе… — начал было честный Браклюня, но Дарин перебил.
— Да, — твердо сказал он. — Именно что господин Горам.
— Извольте минутку подождать, — сказала гоблинша и захлопнула окошко.
Приятели остались стоять на берегу. Стражники, что прогуливались возле ворот, возобновили беседу и до слуха Дарина доносились упоительные слова: «зажарить», «подрумянить», «полить соусом».
Он проглотил слюнки.
— Знаешь, Барклюня, — Дарин посмотрел на закрытое окно. — Я иногда, блин, сам себе удивляюсь! Характер у меня дурацкий какой-то. Иной раз, не успеешь оглянуться, как — бац! И уже ввязался во что-то. Вот и сейчас — зачем мне это надо? Что мне за дело до какого-то Кехелуса? А вот поперся узнавать, только потому, что овражных гномов, этих дураков ушастых, жалко стало. Смех, да и только, — он пожал плечами.
Барклюня, вытряхивая из сандалий песок, согласно кивнул.
— Понимаю. Мне господин
— Короче, вот что, — не слушая его, продолжал Дарин. — Сейчас госпожа Нумора скажет нам, за что этого чувака замели, и я иду домой. Я с голода помираю, а вместо того, чтоб поесть, по тюрьмам хожу да выясняю, за что посадили совершенно неизвестного мне человека! Делать мне больше нечего… раз приговорили к рудникам, значит, было за что! Просто так ведь не посадят? Кстати, почему его именно в Морскую тюрьму привезли, а не в городскую?
Секретарь пожал плечами.
— Наверное, его в Морском квартале задержали. А я тебе вот что рассказать-то хотел! — он оживился. — Вообрази себе, вчера вечером сижу я у себя в кабинете. Господин Горам уже домой уйти изволили, а я задержался. Вдруг является Пиффа, наш старший уборщик… у него дурацкая привычка есть: он в кабинеты на втором этаже, где ему убираться предстоит, на метле через окно влетает… говорит, не любит по лестницам подниматься. А я, знаешь, как-то забыл про это. И вот, сижу я себе, составляю приказ и вдруг…
Окошечко со стуком распахнулась, показалась круглая физиономия старшего тюремщика, крепкого человека средних лет, бритого наголо.
Он уставился на Барклюню и губы его растянулись в подобии улыбки.
— Господин секретарь, приветствую вас и желаю всяческого процветания!
Дарин ни приветствия, ни даже взгляда не удостоился.
— Как здоровье господина Горама? — озабоченно спросил старший тюремщик. — Не приключилось ли с ним, упаси небо, какой хвори?
— Приветствую вас, Мунгар, — сдержанно ответил Барклюня. — Господин Горам здоров, благодарю.
— А вы? — по-прежнему обеспокоенно допытывался тюремщик. — Сами-то как? Как самочувствие? Здоровы, крепки, ни на что не жалуетесь? Аппетит в норме? Спите хорошо?
— Здоров, благодарю. Я к вам вот по какому…
На круглом мясистом лице старшего тюремщика выразилось небывалое облегчение.
— Здоровы? Слава небесам! Здоровье — самое главное, — назидательно проговорил он. — Но ведь не все это понимают! А здоровье — это все! Вот я, к примеру, очень пекусь о своем самочувствии. Да, да! Я и арестантам нашим внушаю без устали, постоянно твержу: «Берегите здоровье! Берегите! Оно вам еще пригодится»! Сами понимаете, господин Барклюня, ведь сроки у наших заключенных немалые — двадцать, тридцать лет каторги… ну, конечно, работа на свежем воздухе укрепляет организм, но…
Тут Барклюня ухитрился его перебить.
— Послушайте, Мунгар, — сказал он. — Я к вам вот по какому поводу. Мне нужны сведения по поводу одного арестанта. Его в общем списке нет, но…
— Благоволите минутку обождать, — проговорил Мунгар. — Я, господин секретарь, к вам сейчас выйду.
Он исчез. Барклюня и Дарин переглянулись, потом секретарь пожал плечами.
Заскрипела тяжелая дверь и появился старший тюремщик. Завидев его, стражники подтянулись и замерли, точно изваяния.