Темный карнавал (сборник)
Шрифт:
— Как вы сказали? — не поняла девушка.
— Ты все еще тверда в непорочности своей [26] ,— пробормотал Дедуля, погружаясь в сон!
Ровно в шесть часов поезд прибыл в Кранамокетт. Только тогда Джона вернули из ссылки, избавив от него малиновку, что пела на заборе.
Ни один из тамошних родственников не пожелал взять к себе братьев.
Через три дня Дедуля погрузился на поезд и поехал обратно в Иллинойс, а в голове у него персиковыми косточками перекатывались
26
Парафраз библейского выражения «Ты все еще тверд в непорочности твоей!» (Иов 2:9). (Примеч. пер.)
Там они и остались: каждый отвоевал себе местечко на солнечно-лунном чердаке у Дедули.
Том поселился с капризной субреткой в Вене тысяча восемьсот сорокового, Уильям обосновался в Лейк-Каунти с блондинкой неопределенного возраста, родом из Швеции, а Джон болтается по злачным местам от Сан-Франциско до Берлина и Парижа, изредка вспыхивая озорным огоньком в Дедулином взгляде… Что до Филипа, тот уединился в чулане и читает все книги, которые Дедуля прочел за свою долгую жизнь.
А Дедуля ночами нет-нет да и подкатится к Бабушке под одеяло.
— Да ты что! — возмущается она и переходит на крик: — В твои-то годы! Брысь отсюда!
И давай его тузить, и тузит до тех пор, пока он, хохоча в пять голосов, не откатывается на свою половину; там он притворяется спящим, а сам только и ждет удобного момента, чтобы застать ее врасплох пятью разными подходцами.
Убить полюбовно
Джошуа Эндерби проснулся среди ночи, ощутив у себя на шее чьи-то пальцы.
В густой тьме он скорее угадал, нежели разглядел невесомое, тщедушное тельце, нависшее прямо над ним: его благоверная пристраивалась так и этак, норовя трясущимися руками сдавить ему горло.
Он широко раскрыл глаза. До него дошло, что она задумала. Это было так нелепо, что он едва не расхохотался!
Его половина, дряхлая и желтушная, в свои восемьдесят пять годков отважилась на убийство!
От нее несло ромом с содовой; усевшись пьяной мухой ему на грудь, она трепыхалась и приноравливалась, словно под ней был манекен. При этом она досадливо отдувалась, костлявые руки вспотели, и тут у нее вырвалось:
— А сам-то ты что?
«При чем тут я?» — лениво подумал он, не поднимая головы. Он сглотнул слюну, и этим еле заметным движением кадыка освободился от ее немощных клешней. «Что ж я сам не сдохну? Так надо понимать?» — безмолвно вскричал он. Еще несколько мгновений он гадал, хватит ли у нее духу его прикончить. Не хватило.
А может, взять да резко включить свет, чтобы застигнуть ее врасплох? Дура-дурой, тощая курица, оседлала постылого мужа, а ему хоть бы что — вот смеху-то будет!
Джошуа Эндерби промычал что-то невнятное и зевнул.
—
Ее руки так и застыли у него на ключице.
— Ты уж, будь добра… — он повернулся на бок, словно в полусне, — того… сделай одолжение… — еще один зевок, — отодвинься… на свой край. Что? Ох, как хорошо-то.
Мисси заворочалась в темноте. Он услышал, как звякнули кубики льда. Это она нацедила очередную порцию рома.
Назавтра, в ясный теплый полдень, ожидавшие гостей старики — Джошуа и Мисси — устроились на террасе и протянули друг другу бокалы. Он предложил ей «дюбонне», а она ему — херес.
Наступила пауза: каждый внимательно изучал спиртное и не торопился подносить его к губам. Когда Джошуа вертел свой бокал в руках, у него на скрюченном пальце сверкнул и заиграл крупный бриллиантовый перстень. Старика передернуло, но в конце концов он собрался с духом.
— Знаешь, Мисси, — начал он, — а ведь ты уже одной ногой в могиле.
Мисси высунулась из-за букета нарциссов, стоявшего в хрустальной вазе, и бросила взгляд на усохшего, как мумия, супруга. У обоих затряслись руки; оба это заметили. Сегодня, по случаю прихода гостей, она натянула густо-синее платье, на которое ледяными нитями легло тяжелое колье, вдела в уши искрящиеся шарики-серьги и ярко накрасила губы. «Вавилонская блудница на склоне лет», — неприязненно подумал он.
— Как странно, милый, просто уму непостижимо, — манерно проскрипела Мисси. — Не далее как минувшей ночью…
— Ты то же самое подумала обо мне?
— Надо бы кое-что обсудить.
— Вот и я о том же. — Подавшись вперед, он застыл в кресле, как восковая фигура. — Дело не срочное. Но на тот случай, если я тебя прикончу или ты — меня (в принципе, разницы нет), нам нужно друг друга обезопасить, верно? И нечего на меня таращиться, голубушка. Думаешь, я не видел, как ты ночью надо мной суетилась? Примеривалась, как бы ловчее ухватить за горло, звенела стаканами, уж не знаю, что еще.
— О господи. — Напудренные щечки Мисси вспыхнули. — Выходит, ты не спал? Какой ужас. Извини, я должна прилечь.
— Потерпишь, — Джошуа преградил ей путь. — Случись мне первым отправиться на тот свет, тебя нужно оградить от подозрений, чтобы комар носу не подточил. То же самое нужно организовать и для меня — на случай твоей кончины. Какой смысл планировать… устранение… другого, если за это самому придется болтаться на виселице или жариться на электрическом стуле?
— Резонно, — согласилась она.
— Так вот, я предлагаю… как бы это сказать… время от времени обмениваться любовными записочками. Не скупиться на нежные слова в присутствии знакомых, делать друг другу подарки, и так далее, и тому подобное. Я буду оплачивать счета за цветы и бриллиантовые браслеты. Ты, со своей стороны, можешь приобрести для меня кожаный бумажник, трость с золотым набалдашником и прочую дребедень.
— Надо признать, голова у тебя варит неплохо, — сказала она.