Темный мастер
Шрифт:
— Не через Книгу Посланий, надеюсь? — с подозрением спросил мастер.
— Все-то ты обо мне выведал, — тихонько вздохнула Лая. — Не волнуйся, есть и другие способы. В каждом городе у ворот нищие толкутся — а кое-кто не только подаяние просит, но и весточки передает. Если нужный знак увидит… — Она вытащила из мешочка у пояса большую серебряную монету — необычную, без гербов, без профиля императорского, с одной лишь полустертой полоской цифр.
— Лицензия твоя? — с интересом осмотрел монетку Огнезор.
— Откуда знаешь? — удивилась охотница.
Он засомневался ненадолго — стоит ли показывать? Затем извлек из потайного кармашка точь-в-точь такую же монетку, золотую только.
— О-о! Так вот кому лицензия первой
— Я про вашу тоже не знал. До недавнего времени. Смешно, правда? Стража да имперские бумагомаратели знают, пусть и без подробностей, а мы — нет… Замкнулась в себе, ушла от мира Гильдия… Так куда все же направимся? — прервал он собственные размышления.
— В Эн-Амареш, — ответила девушка, словно решившись. — Должок мне там забрать надо…
— В Эн-Амареш? — нахмурившись, переспросил Огнезор.
— А что? Городишко — не хуже столицы, роскошный и многолюдный. Неплохое местечко! — совсем расхрабрилась она.
— Нельзя нам туда! — отрезал юноша. — Там отделение Гильдии, второе по величине в Империи, не говоря уже о прихлебателях наших, страже городской да армии. И образ твой — у каждого.
— Так они же, — хитро стрельнула глазами Лая, — оборванку одинокую ищут, а не двух юношей приличных. Вот смотри!
Что-то попыталось пробиться сквозь привычную защиту в Огнезорово сознание — он с удивлением отметил, как сошлись выжидающе и хмуро Лаины брови. Вздохнув, расслабился, пропуская ее в свой разум. В следующий миг черты лица его подруги расплылись, растянулись да огрубели по-мужски, глаза сузились, утопая под густыми бровями, а на щеках даже появилась щетинка.
— Хороший фокус? — очень собою довольная, спросила девушка.
— Еще какой! — искренне восхитился Огнезор. — Неужели иллюзия?
Лая преподносила неожиданность за неожиданностью! Монотонно, с привычным легким недовольством, заскрипел у него в памяти сухой старческий голос мастера Веры: «Из четырех единственно возможных массовых бесконтактных воздействий, как всегда мудрено вещала она, рассеивания внимания, благожелательности, паники, иллюзии, последнее — иллюзия, представляющая собою такой тип внушения, при котором органам восприятия окружающих предлагается фальшивый образ живого либо неживого объекта, — является наиболее сложным и считается ныне утраченным, поскольку механизм его воспроизведения в наши дни не сохранился. Предполагается, однако, что иллюзия близка по принципу своего действия к рассеиванию внимания, и теоретически при объединении двух упомянутых типов внушения и опредмечивании их при помощи набора психических конденсаторов возможно создание пространства, полностью скрытого от внешнего восприятия. На практике же получить подтверждение этого сейчас не представляется возможным».
Вот тебе и мастерство, ныне утраченное! То-то бы Вера удивилась!
Только долго восхищаться Лаиными познаниями мысли об Эн-Амареше не давали. Одна другой хуже…
— Нехорошая это штука, — успев вернуться к своему обличью, болезненно кривилась охотница. — Голова после нее болит долго… Но ворота пройти, стражу обмануть да в гостинице какой устроиться — сил хватит… — Голос ее притих почти до неловкого шепота, явно просительные нотки появились в нем: — Ну что, Эдан, пойдешь со мною в Город Двух Лордов?
— Пойду, — смиряясь с неизбежным, мрачно вздохнул Огнезор. — Сама ведь знаешь, что не брошу…
Настроение у него совсем испортилось, а мрачные предчувствия становились все хуже.
Эн-Амареш — город, как ни глянь, странный. Сказать бы даже — чудной. Чужда ему и величественно-строгая столичная монументальность, из-под которой так и тянет местами тысячелетней дряхлостью да зловонием, чужда и помпезная роскошь богатых восточных городов. Но и скромным да тихим назвать его сложно. Ибо, как сошлись две сотни
Гостиница «Светлая леди» от прочих непримечательно-добротных строений Эн-Амареша выгодно отличалась всевозможными — на столичный манер — удобствами да изысками. Тут тебе и парк с фонтанами, и огромные дворцовые залы, и вышколенные лакеи, и номера трехкомнатные с горячими мраморными бассейнами в мозаикой изукрашенных купальнях. И на стол — все, чего душа пожелает… Сразу видно, местечко непростое — для людей родовитых и значительных. Неблагородной крови нет в него ходу.
Сюда-то и затянул почти силком Огнезор Лаю, стражам на входе и гостиничному хозяину высокомерно сунув под нос свою владетельную медаль и потребовав лучший номер. Хоть и видел он, как чудно и неловко Насмешнице от всей этой придворной роскоши, хоть и заметил, как раздулись сердито ее ноздри да возмущением заиграли глаза при виде увесистого кошеля, пренебрежительно брошенного гостиничным, но сдаться на ее уговоры и найти заведение попроще не подумал даже. И вовсе не из-за своих пагубных склонностей, как в спину ворчала ему Лая, а лишь потому, что не раз бывал в Эн-Амареше и слишком хорошо знал здешние порядки. А именно: примечательную весьма привычку городской стражи в сопровождении темного мастера и при охотном содействии местных жителей трижды в сутки по всем общественным местам обход делать — для сохранения покоя и безопасности. Сюда же им появляться нужды не было — и без того бдительно гостиница охранялась, да и не потерпели бы здешние постояльцы беспокойства.
Хотя, чего греха таить, — наутро думал юноша, наблюдая с улыбкой, как ползет теплый солнечный лучик по личику спящей Лаи и ее обнаженной груди, — приятно было ему ее детское удивление и тщательно скрываемый восторг, и даже ворчливое негодование. Потому что, будь его воля, утопил бы ее в беззаботной роскоши и никогда от себя не отпускал…
Вот только ни за что не сбыться этому. Уж скорее беда какая нагрянет. Пусть и спал Огнезор безмятежно и без кошмаров чуть ли не все ночи их недолгого путешествия, почти забыв о своих странных предчувствиях, но в Эн-Амареше нахлынули они с новой силой. Опасно здесь было! И очень ему не хотелось Лаю сегодня одну отпускать.
Но ни слова он не сказал — ни когда проснулась девушка, ни когда одевалась, напевая что-то веселое, ни даже когда упорхнула, ласково коснувшись его губ на прощанье.
И только как стихли звуки ее шагов на лестнице, позволил себе нахмуриться. Быстро встал, повертел в руках дорожную свою одежду, за ночь прислугой аккуратно в порядок приведенную, решительно засунул ее в мешок и, развернув оттуда же извлеченный сверток, принялся одеваться во все белое. Затем внимательно осмотрел себя в зеркало, расправил цветную вязь узоров на высоком воротнике. Собрал волосы. Маску небрежно засунул в карман и, подумав, накинул на плечи привычный дорожный плащ, тщательно скрывая свое белое убранство.