Темный мир. Равновесие
Шрифт:
– Пупок развяжется, – пробормотал Гриша.
Тот, кто был Сэмом, удостоил его снисходительным взглядом:
– Ты неплохой художник, но дурак набитый, извини.
Мой телефон, как и трубка Гриши, не видел Сети. Мы были отрезаны от мира – на страшной глубине, под зданием и подвалами, тоннелями и перекрытиями, под слоями песка и бетона, наедине с опасным непредсказуемым существом.
– А как ты отсюда выйдешь? – нашлась я. – Здесь заперто снаружи, и двери…
– Я сижу в Лондоне, в моей квартире, – он приподнял
Он медленно опустил голову, будто отвешивая глубокий насмешливый поклон…
И вдруг дернулся всем телом, нырнул головой, как человек, который засыпал сидя, упал и проснулся. Я увидела его глаза, воспаленные, помутившиеся, растерянные.
– Что… что со мной? Что здесь было?
Мы с Гришей молчали. Сэм поочередно заглянул нам в глаза; сжал виски, морщась, как от сильной головной боли:
– Объясните мне, что случилось. Пожалуйста. Мне очень… мне надо к врачу, моя голова…
Если бы слезами можно было помочь делу – в ту ночь я решила бы большую часть мировых проблем.
Мы расстелили на полу туристическую пенку. Еще у нас были доски, столешницы древних столов. Не знаю, что за чиновники или ученые писали на них когда-то, окуная в чернильницы стальные перья на деревянных вставках, и почему эта мебель нашла последнее пристанище в подземелье, на страшной глубине, в забытом бомбоубежище.
Поверх досок мы разложили пуховое одеяло. Гриша накрутил ручку походного фонаря, и тот разгорелся ровным белым светом. Мы уселись на одеяло, открыли термос и выпили по чашке теплого сладкого чая.
– Инструктор нас должен уже хватиться, – сказала я.
– Лиза хватится раньше, – пробормотал Гриша. – У нас так не было, чтобы кто-то пропадал больше чем на пару часов. А сейчас уже вечер… Она с ума сходит. Почему Инструктор еще не здесь?
Сэм молчал. Ему было плохо. Таблеток от мигрени у нас с собой не было, никаких анальгетиков, только вода, чай и пирожки в пластиковой упаковке.
– Сэм, – сказал Гриша. – А ты помнишь, где именно в Лондоне находится дом твоего отца?
– Отстань от него, – я толкнула Гришу локтем в бок.
– Помню, – отозвался Сэм, растирая переносицу. – Почти в самом центре… Огромные апартаменты с бассейном…
– Ты помнишь свою первую учительницу? – быстро спросила я.
– Нет.
– Свой первый велосипед?
– Нет, – он снова пережил волну боли, молча и без единой жалобы. Я увидела, как выступает пот у него на виске, и прекратила допрос:
– Гриша, хватит. Отдыхаем.
– Но Лиза должна была уже триста раз вызвать Инструктора, а он – спуститься с ключами вниз…
– Гриша. Мы не знаем, что творится наверху.
И в самом деле. Наверху могла упасть атомная бомба, опустеть целый город, наступить Армагеддон. А мы сидели
– Гриша, – снова начала я. – Ты не знаешь… кто-то когда-нибудь пытался открыть портал?
– Нет, – отозвался он. – Зачем? Это же безумие! Представляешь, толпы Теней, и все голодные… Тут с одной или двумя не знаешь, что делать…
– А что ты знаешь о современных колдунах?
– Их место в телевизоре!
– Тихо, – сказал Сэм.
Мы замолчали. В тишине ясно послышался далекий скрежет – будто кто-то пытался открыть дверь снаружи.
Мы бросились к двери:
– Инструктор! Мы здесь! Инструктор, мы здесь!
Скрежет повторился. Дверь была такая толстая, что звуки сквозь нее пробивались, как из-под танковой брони. Края двери плотно прилегали к стальной раме, изнутри не осталось ни ручек, ни рычагов: как я ни шарила ладонями, как ни искала хотя бы скважину – не за что было уцепиться.
– Инструктор! – кричали мы хором. Звук отражался от голых стен и прыгал по старому бомбоубежищу. Скрежет снаружи затих. Мы напрасно стояли и ждали минуту, другую, третью…
– И что это значит? – сказал наконец Гриша.
– Дверь очень толстая, – пробормотал Сэм.
– Спасибо, Кэп…
– Я уже пытался ее открыть, – он ближе поднес фонарь, и я увидела продольные царапины на двери. Рядом валялся погнутый железный обломок какой-то рухляди. Я представила, как Сэм в отчаянии колотит железякой в дверь, и мне сново сделалось стыдно.
Звуки не повторялись. Стены снова еле заметно вздрогнули, дрожь пробежала по потолку и затихла. Сырой воздух с каждой минутой казался все более густым и спертым. Я с ужасом осознала – туалета в помещении как не было, так и нет и то, что раньше казалось умозрительной деталью, теперь становится жуткой реальностью.
Гриша снова взялся рисовать рамку. Линии ложились на бетон причудливо, замысловато и вместе с тем уверенно. Такие картинки сделали бы честь любому гаражу в промзоне – но этим их назначение исчерпывалось. Стена оставалась такой же твердой и монолитной, как была, но Гриша рисовал и рисовал, и даже я понимала, что краска скоро закончится.
Мы с Сэмом сидели на разных концах одеяла. Фонарь стоял у Гришиных ног, тень с маленькой головой металась по стене, как бесшумное чудовище.
– Гриша, хватит, – не выдержала я. – Успокойся.
– Там Лизка с ума сходит…
– Она знает, что ты со мной и я тебя вытащу, – я пыталась шутить, но вместо шутки прозвучала глупость, – может, потому, что не хватило иронии в голосе.
– Кто он такой?! – Гриша отбросил баллончик. – Как он может у меня отобрать – мое? Мою способность? Все равно что проснуться с утра и понять, что разучился ходить! Или говорить! Или разучился… бриться!