Темный огонь
Шрифт:
– Вы хотите, чтобы ваш юный племянник восстановил высокое положение, которое некогда занимала ваша семья? – осведомился я. – И занял подобающее место при дворе короля? Я полагаю, Норфолк может ему в этом содействовать – в обмен на сведения о греческом огне. Вы не думаете, что именно поэтому он сначала обласкал мальчика, а потом утратил к нему всякий интерес?
– Я была бы счастлива, если бы моя семья вновь обрела высокое положение, которое некогда утратила, – склонив голову, произнесла леди Онор. – Но, боюсь, выполнение подобной задачи не по силам Генри. Увы,
– Говорят, грубостью и несдержанностью король может перещеголять даже герцога Норфолка.
Леди Онор предупреждающе вскинула брови.
– Вам следует остерегаться подобных слов, мастер Шардлейк, – вполголоса заметила она и оглянулась по сторонам. – Впрочем, вы правы. Слышали вы жуткую историю о супруге герцога? Говорят, она осмелилась упрекнуть мужа в том, что его любовницы одеты лучше, чем она, и он приказал слугам заткнуть ей глотку – в самом буквально смысле. Слуги повалили герцогиню на пол и уселись ей на грудь, так что кровь хлынула у нее из носа.
Губы леди Онор искривились от отвращения.
– Да, эта история похожа на правду. Сейчас я работаю с помощником, молодым человеком самого что ни на есть низкого происхождения. Так вот, его манеры частенько напоминают мне манеры герцога.
– Значит, вам приходится служить связующим звеном между представителями самых высших и самых низших сословий? – с улыбкой спросила леди Онор. – Воистину вы подобны розе меж шипов.
– Не слишком подходящее сравнение для скромного джентльмена, далеко не блистающего красотой.
Мы оба расхохотались. Когда смех наш стих, оглушительный раскат грома раздался прямо над нашими головами. В следующую секунду небеса разверзлись и оттуда хлынул сплошной поток дождя, моментально промочивший нас до нитки. Леди Онор закинула голову, подставляя лицо освежающим струям.
– Господи, наконец-то! – воскликнула она.
Я моргал, стряхивая капли с ресниц. После томительной жары последних дней струи прохладной воды казались настоящим чудом. Из груди моей вырвался вздох облегчения.
– Я должна идти, – сказала леди Онор. – Но, надеюсь, это не последняя наша беседа, мастер Шардлейк. Мы непременно встретимся еще. Хотя о греческом огне мне больше нечего рассказывать.
Она вплотную приблизилась ко мне, и неожиданно я ощутил на своей мокрой щеке прикосновение ее теплых губ. А потом, не оглядываясь, она побежала к дверям и захлопнула их за собой. Я стоял под потоками дождя, не в силах сдвинуться с места от изумления, и прижимал руку к щеке.
ГЛАВА 22
Проливной дождь сопровождал меня на протяжении всего обратного пути из Стеклянного дома, струи барабанили по моей шляпе подобно множеству мелких камешков. Однако гроза быстро пошла на убыль. К тому времени, как я добрался до Чипсайда, затихающие раскаты грома доносились уже издалека. Сточные канавы превратились в бурлящие потоки, толстый слой пыли, еще недавно покрывавший улицы, –
– Не унывай, старый коняга, скоро будем дома, – подбодрил я своего усталого товарища, похлопав по влажному белому боку. Канцлер ответил тихим ржанием, напоминающим недовольное ворчание.
Подробности необычного разговора с леди Онор вертелись у меня в голове, словно мышь, попавшая в кувшин. Получить поцелуй столь знатной и прекрасной дамы, хотя и вполне целомудренный, несомненно, было весьма лестно для скромного законника. Но сердечные нотки появились в тоне леди Онор лишь после того, как я вынудил ее признать, что она просматривала бумаги. Я грустно покачал головой. Миледи представлялась мне чрезвычайно привлекательной, в особенности после этого вечера. Но я сознавал, что не должен поддаваться на ухищрения ее кокетства. Нельзя допустить, чтобы влечение к женщине лишило меня способности здраво рассуждать. Завтра уже второе июня, в моем распоряжении осталось всего восемь дней.
Подъехав к Лудгейту, я заметил вокруг какую-то суету; люди с факелами сновали вокруг старинного здания, где находилась долговая тюрьма.
«Наверное, кто-нибудь из заключенных сбежал», – решил я.
Но, оказавшись ближе, увидел, что небольшая часть наружной стены, та, где был возведен эшафот, рухнула. Я остановил Канцлера около констебля, который с фонарем в руках осматривал груду каменных плит, образовавшуюся на мостовой. Привратник и несколько зевак наблюдали за ним, стоя в стороне.
– Что здесь произошло? – осведомился я. Констебль вскинул голову и, увидев, что перед ним джентльмен, снял шляпу.
– Часть стены развалилась, сэр, – сообщил он. – Раствор, скреплявший камни, весь выкрошился от старости, а недавний ливень размыл все, что осталось. И в результате вы сами видите, что случилось. Хорошо еще, что стена эта толстая, не меньше девяти футов. А то все должники мигом разбежались бы, как крысы.
Он искоса взглянул на меня.
– Простите, сэр, вы случайно не умеете читать на древних языках? На этих плитах что-то написано, а я ничего не могу разобрать. Какие-то языческие каракули. – Я знаю греческий и латинский, – ответил я и соскочил на землю.
Тонкие подошвы моих выходных башмаков заскрипели по булыжникам. На мостовой лежало около дюжины древних каменных плит. Констебль наклонил свой фонарь так, чтобы я мог рассмотреть внутреннюю поверхность одной из них. Действительно, камень сплошь покрывала резьба, причудливое соединение изогнутых линий и полукружий.
– Что вы об этом думаете, сэр? – спросил констебль.
– Наверняка эти письмена были выбиты на камне во времена друидов, – заметил кто-то из зевак. – С первого взгляда ясно, это какое-то языческое заклятие. Все эти плиты надо скорее убрать от греха подальше. А лучше всего разбить.