Темный осенний вечер на дворе

Стельмах Наталья

«Пишу свою простую книгу…»

Пишу свою простую книгу,Поскольку влага и покойТуманом всходят из оврага,А солнце всходит над горой.Пишу свою простую книгуИ каждый день в леса хожу.И стен высоких не воздвигну,И кущ и рощ не заложу.Но я хочу простую книгуИ не хочу никак алкать.Пусть ничего я не воздвигну.А будут ли её читать —Мне то неважно. Важно благоИ полноводье светлых сил.Их не вместит моя бумага,Ещё никто их не вместил.Их бесконечность – вот что важно.Их добрый свет и торжество.Да будет снег – простой и влажный,Да будет таянье его.

2. Темный осенний вечер на дворе…

Ели

у обелиска

Две свечи погибшим воинамЗа Отечество свое.Две зеленые, две хвойныеУ окна в Небытие.У окошечка, заросшегоЛебедой – полынь – травой,Две высокие, хорошиеНад гранитной головой.Над застывшею отвагоюПревратившейся в закат,Хвойными свечами-стягамиЕли во поле шумят.О любимых, неприкаянных,Об упавших на ходу,О застывших в позах каменных,Вставших в эту лебеду.И бомжу поют голодному,Что упал здесь от вина,Как светла была НароднаяИ Священная война.

Тесный путь

1.

В день Всех Святых фашист прорвал границы.Упали бомбы на землю с небес.На трупный запах полетели птицы —В крестах СС в края КПСС.В день Всех Святых поля покрылись кровью,Взревели танки, вёрсты бороздя.Сражался Брест, и бился тик над бровьюСурового бессильного вождя.В день Всех Святых, взывающих к отмщенью,Стал небосвод кровавым словно стяг.По братским и чумным захороненьямНогой тяжелой шёл к столице враг.И вся земля, от края и до края,Затихла горько, ужас затая,Лежала обездоленно-нагая,И, что-то больно, трудно вспоминая,Темнела от врага и воронья.Не ведая, не зная, не взыскуя,Солдат пошёл за землю воевать —За Сталина, за мать свою родную,Отца и деда, за отчизну-мать.Соседа заслонил, сестру и брата,За други свою душу положил.За всех Святых, замученных когда-то,Своею кровью щедро заплатил.И в День Пасхальной праздничной седмицыПришла Победа. И весенним днёмПоднялись в небо и исчезли птицы.И стало можно плакать и молитьсяЗа всех сожжённых верой и огнём.

2.

В фильме Кончаловского бродит ОдиссейПосреди языческих, красочных затей,Средь богов, являющих брезжащий обман,Бороздит рокочущий, знойный океан.О брега далёкие бьется впопыхах.Нимфы златоокие любят персть и прах,Облака летучие плавают вдали.Во пески зыбучие входят корабли.Битвы шум и нимфы вздох, волн чужих прибой.Одноглазых тел подвох в небе над тобой.И простор… такой простор, что исходит дух.Над немою цепью гор чьих-то перьев пух.И Гефеста хитрый взгляд на закате дняВ грот, где жжёт героя грудь сонная броня.Роза пойманных ветров, Посейдонов дар,Всё развеет из того, что любил ты, Царь.Огневого тартара жаркие ручьиВыжгут все излучины, все мечты твои.И войдёшь, измученный, чтоб свой дом вернутьВ тесный – между Сциллою и Харибдой – путь.

3.

О, если б мог народ и человекПройти свой путь меж Сциллой и Харибдой,Свой смертный путь, свой тесный путь невиданный,Не так, как предлагает этот век.О, если б мог народ и человекИзбегнуть снова плена и блужданьяИ тесный путь служенья, долга, знаньяВозобновить – туда, где дом, где Свет.Рожденья путь и смерти – он един:Сквозь тесноту, тяжёлую и злую.Всё то, что было, больно памятуем.Всё то, что будет, – знает Бог один.

«Солонка крепкого стекла…»

Солонка крепкого стекла,Зелёно-нежно-голубая,Легко на краешке столаСтояла, гранями играя.Солонка крепкого стеклаВсегда исправно нам служила.О, как её ты берегла!В ней соль всегда имела силу.Твой

сын погибший – до войныТебе купил её в подарок.Вот ободок. На нём видныЛучи. Их свет всегда был ярок.Солонка крепкого стеклаТеперь лампадкою мне стала.Я в ней огонь свечой зажгла.Молитву Богу прочитала.Он знает всё про пот и кровь,И лишних слов Ему не надо!Жива, жива твоя любовь!Горит, горит моя лампада.

«Господи! Ты не даешь нам разлучаться!..»

Господи! Ты не даешь нам разлучаться!Нас так много – грубых, недостойных:Этот мир – и тот. Нам не дознаться —Кто свой путь прошел и как его исполнил.Господи! Твоя любовь лишь нас подъемлетНа своих руках. Твои мы дети.Оттого и любим эту землю.Оттого и есть ещё на свете.Господи! Ты не даешь нам разлучаться!Этот мир – и тот – воздвиг нам в радость.Оттого, что можем достучаться.Домолиться до сестер, до братьев.И подать, как Ты, кому-то руку,Иль на чью-то нежность опереться,Не взирая на печаль-разлуку,Наполняя-исполняя сердце.

«В Богородичный праздник пришла к Твоему аналою…»

В Богородичный праздник пришла к Твоему аналою.Из тяжелого мира, где жизнь свою всю прожила.Твой Архангел с иконы прекрасно-крылатой рукоюПоддержал мою душу, иначе б иссякла душа.В Богородичный праздник, не ведая, не понимая,Что такое кругом и откуда такие слова,Я стояла у входа, далекому хору внимая,Всем дорогу давая и всех признавая права.После службы вечерней со всеми прошла до иконы,Поклонилась Тебе, по ступеням идущей в алтарь,И священник седой на челе моем так непреклонноИ торжественно-бережно маленький крест начертал.Приложилась к руке, отошла, и у самого краяПроходящей толпы – словно дуб, словно ствол сражена,Я попала под ливень, под огненный столб, что сбегаяВодопадом сжигающим сердце достал из меня.Очень слабое сердце. Ещё бы мгновенье – и в пепелСожжено оно было тем светлым и жестким огнем.Только милостив Бог. Пламя стихло. На клиросе пели.На простом аналое цветы у иконы белели,И Захария снова встречал Её пред алтарем.

«О, дай мне вырваться из пут…»

О, дай мне вырваться из пут,Всю пауки меня заткут,Во хлад и сумерки ввергая.Из глубины моих сетейЯ вижу контуры людей,Не различая.Густая сумрачность легла,Глубоко в жизнь мою вошла,Алчбою сердце наполняя.Не нахожу в себе луча —Рублю с плеча, скорблю с плеча,Не различая.На дне души стоит любовь,Но ищет ум и взор мой вновьСебе привычной сладкой пищи —Ущербности в людских делах,Ущербности в людских телах —С надеждой ищет.О, дай мне вырваться из пут,Всю пауки меня заткутАлчбою, сумрачной и липкой.Дай видеть в лицах образ Твой,Спаси желанной простотой,Освободи меня – улыбкой…

«Я перед всеми виновата…»

Я перед всеми виновата,Мой слабый ум горит огнем.Он судит обо всем превратно,Стоит на малом, на своем.Своё неразвитое знанье,Считает важным и большим,Своё неясное сознаньеВменяет в правило другим.Я перед всеми виновата,И мне все ближе и роднейЧужая женщина когда-тоВстречавшая нас у дверейУспенского большого храмаВ лазоревом раструбе дня,Что попросила со слезамиПрощенья лично у меня,Что говорила, обращаясьКо всем, идущим в храм гурьбой,Рыдая, слезно надрываясь: —«Перед тобой… и пред тобой —Я перед всеми виновата,Мой слабый ум горит огнем.Он судит обо всем превратно,Стоит на малом, на своем…Я виновата, виновата,Простите, видят небеса…»И все смотрели вороватоИ опускали вниз глаза.