Темный оттенок магии

Шваб Виктория

Королева сидела на троне развалившись, но чувствовалось, что ее тело напряжено, как струна. Она была высокой и худой, но не слабой, а крепкой, жилистой. Королева вертела в руках висевший на шее кулон с матовой поверхностью и кроваво-красными краями. «Странно видеть такую яркую вещицу в Белом Лондоне», – подумал Келл.

– Пахнет цветочками, – проговорила Астрид, глядя в потолок, а затем опустила глаза и посмотрела на Келла: – Здравствуй, мой сладенький.

Королева говорила по-английски. Келл знал, что она никогда не учила языка и, подобно Атосу, во всем полагалась на колдовские чары. Где-то на ее коже,

под плотно облегающей одеждой, имелась переводящая руна. В отличие от татуировок, которые делали себе те, кто пытался ухватиться за остатки магии, функция языковой руны была совершенно утилитарной. В Красном Лондоне английский считался языком элиты, высшего общества, но Белый Лондон не видел в нем пользы. Холланд однажды сказал Келлу, что это страна воинов, а не дипломатов. Они ценили битвы превыше балов и не представляли, зачем нужен язык, которого не понимает народ. Не желая тратить годы на изучение общего языка королей, всякий, кто восходил на трон, наносил на свое тело переводящую руну.

– Ваше величество, – Келл чуть склонил голову.

Королева приподнялась на локте и села. Ее медлительность была чистым притворством. Она двигалась, словно змея, готовящаяся нанести удар.

– Подойди ближе, – сказала она. – Хочу посмотреть, насколько ты вырос.

– Я вырос уже давно, – произнес Келл.

Она провела ногтем по подлокотнику.

– Но ты не выцветаешь.

– Пока нет. – Он осторожно улыбнулся.

– Подойди ко мне, – повторила она, протягивая руку, – или я подойду к тебе.

Келл не знал, обещание это или угроза, но выбора все равно не было, и он приблизился к трону, чувствуя, что идет прямиком в змеиное гнездо.

III

В воздухе щелкнул хлыст, и его раздвоенный конец рассек кожу на спине мальчишки. Тот не закричал (хотя Атос хотел именно этого), а лишь охнул от боли, стиснув зубы.

Мальчишку пришпилили к квадратной металлической раме, как мотылька: руки широко развели, привязав запястья к вертикальным прутьям. Его голова свесилась на грудь, пот и кровь стекали по лицу и капали с подбородка.

Мальчишке было шестнадцать лет, и он не поклонился. Атос и Астрид ехали по улицам Белого Лондона на белых лошадях, сопровождаемые солдатами с пустыми взглядами, и наслаждались страхом и покорностью в глазах народа. Люди опускались на колени, низко склоняли головы.

А этот паренек смотрел почти прямо. Позднее он, кашляя и плюясь кровью, назвал Атосу свое имя: Бэлок. Тогда же толпа пялилась на безумца и тихо шелестела. Это, конечно, был шок, изумление, граничащее с восхищением. Атос остановил коня и уставился на паренька, проявившего непокорность.

Конечно, Атос тоже когда-то был мальчишкой и совершал нелепые, своевольные поступки, однако в борьбе за Белую корону он усвоил немало уроков, а, завладев ею, усвоил еще больше. Теперь он твердо знал, что непокорность – сорная трава, которую нужно вырывать с корнем.

Его сестра, сидя на скакуне, весело наблюдала, как Атос швырнул монету матери мальчика.

– Ёт воса риджке, – сказал он. «На поминки».

В ту же ночь пришли солдаты с пустыми взглядами, выломали двери домишки, где жил Бэлок, и вытащили на улицу брыкающегося и вопящего мальчика. Его мать удерживало заклинание, накарябанное на каменной стене, так

что ей оставалось только причитать.

Солдаты приволокли мальчишку во дворец и бросили, избитого и окровавленного, на сверкающий белый пол перед троном Атоса.

– Ай-ай-ай, – пожурил Атос своих людей. – Вы сделали ему больно. – Бледный король встал и презрительно взглянул на мальчика. – Это моя работа.

Хлыст снова просвистел в воздухе, и на этот раз Бэлок все-таки вскрикнул.

– Знаешь, что я вижу в тебе? – Смотав серебристый хлыст, Атос сунул его за пояс. – Огонь.

Бэлок выплюнул кровь на пол, и король скривил губы. Он прошагал через всю комнату, схватил мальчика за подбородок и стукнул головой о раму. Бэлок застонал от боли, но Атос зажал ему рот и склонился к самому уху.

– Он горит в тебе, – прошептал Атос. – Мне не терпится его уничтожить.

– Нё киджн авост, – выдохнул Бэлок, когда король убрал руку. «Я не боюсь смерти».

– Я верю тебе, – спокойно произнес Атос. – Но не собираюсь тебя убивать. Хотя ты наверняка пожалеешь о том, что я этого не сделал, – добавил он и отвернулся.

Рядом стоял каменный стол, а на нем – металлическая чаша с чернилами и остро отточенный клинок. Атос взял то и другое. Глаза Бэлока расширились, когда он понял, что сейчас произойдет. Паренек попытался вырваться из пут, но они крепко его удерживали.

Атос улыбнулся.

– Значит, ты слышал о метках, которые я ставлю.

Весь город знал о пристрастии и таланте Атоса к заклятиям подчинения. Метки, которые он ставил, лишали человека свободы, личности, души.

Атос не спешил, наслаждаясь ужасом мальчишки. Король опустил нож в чернила, так что они заполнили желобок. Наконец улыбнулся и медленно поднес острие к тяжело вздымающейся груди мальчика.

– Я оставлю тебе разум, – сказал Атос. – Знаешь зачем? – Нож проткнул кожу, и у Бэлока перехватило дыхание. – Чтобы читать в твоих глазах те муки, которые ты будешь испытывать всякий раз, когда твое тело будет подчиняться моей воле, а не твоей.

Бэлок едва сдерживал крик, пока лезвие скользило по его телу прямо над сердцем. Вырезая метку, Атос непрерывно что-то шептал. Кровь вперемешку с чернилами стекала по телу, но Атос казался невозмутимым и, прищурившись, спокойно орудовал ножом.

Когда все было окончено, он отложил клинок и отступил на шаг, любуясь своей работой.

Бэлок обмяк, тяжело дыша.

– Выпрямись, – приказал Атос.

Ему было приятно смотреть, как мальчишка пытается сопротивляться, как дрожат от напряжения его мускулы, но ничего не может сделать. В глазах Бэлока горела ненависть – жгучая, как никогда, но его тело принадлежало теперь Атосу.

– В чем дело? – спросил бледный король.

Вопрос был обращен не к мальчику, а к Холланду, который появился в дверях. Антари окинул взглядом всю сцену – кровь, чернила, истязуемый простолюдин, – и на его лице отразилось нечто среднее между холодным удивлением и безразличием, словно это зрелище нисколько не задевало его лично.

Но это было не так.

Холланду нравилось прикидываться холодным и безразличным ко всему, однако Атос знал, что он притворяется. Как бы антари ни старался сохранять спокойствие, он не может не реагировать на боль.