Темный пакт
Шрифт:
Да, дело дрянь — вопрос с княгиней, который я уже считал было решенным, возник снова. Не очень люблю возвращаться к уже закрытым делам. И тем более, не люблю менять принятые решения. Но категоричность — первый приют неудачников, поэтому компромиссы наше все.
Взрослые ведь люди. Мне и вовсе уже почти пятнадцать.
Задумчиво пожав плечами, жестом показал Мустафе на выход. Сириец молча поднялся и последовал вперед. Несмотря на то, что дорогу я примерно помню, пусть не расслабляется — раз назвался денщиком.
И кстати. Имя Мустафа — в декорациях
Планшет! Почему бы и нет, и звучит неплохо — весело глянул я на сирийца. Мустафа в этот момент думал о своем, и заметив его сосредоточенное выражение лица, озвучивать пришедшую в голову идею я не стал. Понял как-то вдруг, что все происходящее сейчас действительно серьезно — и если я с княгиней не договорюсь, видимо нас ожидают некоторые трудности. Даже не ощущая эмоции проводника, я заметил, что он крайне напряжен.
Странная ситуация. С одной стороны, у меня буквально информационный голод от недостатка сведений — коснись любого конкретного дела или проблемы. С другой, информации в общем настолько много, что в голове просто не хватает оперативной памяти для того, чтобы осмыслить даже малую ее часть.
И сейчас — по виду Мустафы, по желанию фон Колера договориться с княгиней, понимал — я явно что-то упустил. Что-то очень серьезное.
С такими мыслями и подошел к дверям кабинета княгини. В этот раз стукнул два раза и зашел сразу. Перспектива вновь общаться с Анной Николаевной мне претила — но я сумел отставить эмоции в сторону, подходя к разговору с холодным разумом. Несмотря на это, в ушах периодически еще звучало сочное «Пшел вон». Поэтому если сейчас Анна Николаевна выставит меня за дверь, можно будет уже с чистой совестью сообщить мастерам-наставникам что попытка примирения не удалась.
Княгиня за порог меня не выставила. В кабинете она была уже одна. Сидела откинувшись в кресле, внимательно на меня глядя. Под ее пристальным взглядом я не торопясь прошел к столу, и присел в гостевое кресло.
За Анной Николаевной наблюдал краем глаза, рассматривая портрет цесаревича Алексея за ее спиной, стилизованный под работы художников восемнадцатого века. На картине, кстати, наследник трона был в черной форме Александрийского полка бессмертных гусар, в списках которого видимо числился.
Пока смотрел на будущего правителя одной шестой части суши даже не заметил, как молчание затягивалось. Мне пауза неудобств не доставляла, в отличие от княгини — только обратив на нее внимание, я ощутил взрывную гамму чувств — от настороженной опаски до раздраженной злости.
Ух ты! Княгиня то и не знает, что говорить.
Не знаю, какие аргументы приводил фон Колер, но Анна Николаевна наступила на горло собственной песне — в буквальном смысле слова, и вызвала меня для того, чтобы извиниться. Но сделать
Устроившись в кресле поудобнее, я положил руку на столешницу и дробным перестуком выбил ритм имперского марша из звездных войн. Вместе с княгиней вздрогнули одновременно.
Она — от удивления моей наглости. Я — от запаха денег. Звездные Войны, Гарри Поттер, Оттенки серого — в этом мире ничего подобного нет, и это же золотая жила! Золотая жила, для разработки которой нужны деньги, и немалые — тут же осадил я себя. Забыли пока, к тому же далеко не факт, что популярные в моем мире истории выстрелят здесь.
Кстати, хорошо, что не стал углубляться в размышления, подвиснув совсем ненадолго — судя по виду и эмоциональной ауре, выстрелить в меня уже была готова сама княгиня.
Да, я бы подобному поведению у себя в кабинете и сам был не рад.
Ладно, раз сама она говорить не может — явно не зная, как начать, придется ей помочь. Обиду я запомнил, записал и забыл — при случае верну, сейчас же мне открытый конфликт не нужен.
— Четырнадцать, почти пятнадцать лет я жил в Волынском протекторате и знать не знал о том, что Войцех Ковальский — мне не отец, а назначенный опекун.
Говорил я медленно, глядя над плечом Анны Николаевны. Она смотрела прямо на меня, внимательно слушая.
— Всего три дня назад бойцы специального подразделения армии Конфедерации спасли меня от смерти и вывезли с территории протектората. Почти сразу у меня состоялась беседа с высокопоставленными чиновниками из Собственной Его Императорского Величества канцелярии и Федеральной службы безопасности Российской Конфедерации. В ходе беседы я узнал, что Петр Алексеевич Юсупов-Штейнберг — мой биологический отец.
Княгиня — внешне, сохраняла невозмутимость. Но ее эмоции бушевали огненным смерчем — словно гоночный болид, перевернувшийся на скорости триста километров в час.
— Тайный советник от канцелярии и специальный агент ФСБ в беседе со мной были заинтересованы в том, чтобы я выбрал организацию, под эгидой которого буду служить государю-императору, — кивком показал я на портрет монарха, висевший рядом изображением цесаревича.
— Оба беседующих со мной господина преследовали разные цели, но в одном были единодушны — предлагая сразу принять полагающиеся мне герб и титул.
Сделав паузу, дав несколько секунд княгине на осмысление, я продолжил:
— Не могу точно сформулировать причину, но делать это я пока не готов. Возможно… возможно, — еще раз повторил я, — от полагающего мне герба я откажусь. Не потому что благородство или иные чувства, нет. Не очень люблю находится на коротком поводу у других. Видите, я с вами предельно откровенен, — переведя взгляд с портретов монархов, впервые посмотрел я в глаза княгине.
Старый, но действенный прием — делать вид, что избегаешь чужого взгляда, а после прямо смотреть в глаза. Княгиню взгляд отвести не заставил, конечно, но она слегка сощурилась, и едва-едва кивнула, отдавая дань моей прямоте.