Темный покровитель
Шрифт:
— Хватит! — Голос Сальваторе прогремел в маленьком пространстве, заставив меня отпрыгнуть назад, и я увидела, как пульсирует жилка на его виске. — Хватит. — Его лицо напряжено и сердито, но он мрачно усмехается, качая головой. — Ты понятия не имеешь, за кого выходила замуж, Джиа. Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что такое Братва. Твой отец знал, но он был ослеплен желанием угодить тебе. Он был убежден, что молодой наследник будет лучше. Это не так, Джиа. Петр не был романтическим героем твоих грез. И когда ты перестанешь быть глупой, маленькой девчонкой из-за всего этого,
Я откидываюсь на спинку кресла и сужаю глаза, скрещивая руки на груди.
— Не надо меня опекать, — шиплю я. Если я "глупая, маленькая девчонка", то я — та, на ком ты женился.
Сальваторе бросает на меня мрачный взгляд, который говорит о том, что он, возможно, начал жалеть об этом. Хорошо, думаю я, отворачиваясь, чтобы не смотреть на него, но в груди у меня все сжалось. Атмосфера в машине такая ледяная, что я почти чувствую холод.
— Ты теперь моя жена, — спокойно говорит Сальваторе, когда машина останавливается перед гостиницей, хотя в его голосе я слышу нотки раздражения. — Этого не изменить, Джиа.
— Конечно, нет. — Я мило улыбаюсь ему. — Но ты можешь пожалеть об этом.
Сальваторе медленно выдыхает, ожидая, пока водитель откроет дверь машины. Он выходит и подходит, чтобы открыть мою, протягивает руку, чтобы помочь мне, но я ее игнорирую. Подхватив юбки, я выхожу из машины с растрепанным шлейфом и вуалью. Раньше я чувствовала себя принцессой, красивой, сногсшибательной невестой, а теперь не могу дождаться, когда сниму платье.
Вот только мой пульс снова затрепыхался в горле от волнения при мысли о том, что будет означать снятие платья.
— Я послал сообщение одному из сотрудников особняка, чтобы тебе прислали кое-какие вещи, — говорит Сальваторе, пока мы идем к дверям. — Они будут здесь до вечера.
Он открывает передо мной дверь, и я вхожу. Интерьер отеля великолепен: мраморные колонны, окруженные пенистыми зелеными растениями, высокий потолок из узорчатого стекла, все вокруг пахнет цитрусовыми и ванилью. Сальваторе идет к стойке регистрации, весь такой деловой, а я следую за ним, и мое беспокойство растет с каждым мгновением. Я наблюдаю за тем, как ему вручают тонкую карточку-ключ, а он оглядывается на меня и кивает в сторону лифта. У меня нет другого выбора, кроме как последовать за ним. Я не могу упираться, отказываться или устраивать сцену. Это не принесет мне пользы… кто бросит ему вызов? Кто придет мне на помощь? Все, кто обладает властью, уже в кармане у Сальваторе, и мое будущее уже решено за меня.
Я и не подозревала, как быстро все может измениться.
Сам номер не менее красив, чем интерьер отеля: кремовые ковры, стеклянные французские двери, выходящие на балкон, обрамленный многослойными портьерами из марли и бархата, диван в стиле барокко с одной стороны кремового и золотого цвета и изящный деревянный стол с другой стороны. Здесь же стоит платяной шкаф, а слева виднеется дверь, которая, несомненно, ведет в такую же великолепную ванную комнату. Кровать…
Я не могу заставить себя посмотреть на кровать. Сердце сильно бьется в груди, когда я поворачиваюсь посмотреть на Сальваторе, который кладет
— Я собираюсь заказать для тебя еду в номер, — спокойно говорит он. — Еда пойдет тебе на пользу, поможет успокоить нервы. Постарайся расслабиться. У меня есть кое-какие дела, а потом я вернусь. Оставайся здесь, — добавляет он, его голос тверд. — Ты можешь попытаться бежать, но уверяю тебя, у меня везде выставлена охрана. Ты не уйдешь далеко и только усугубишь ситуацию.
— Значит, теперь ты мой тюремщик. — Я сжимаю губы, стараясь, чтобы они не дрожали.
— Нет, Джиа. — Сальваторе медленно выдыхает, словно пытаясь заставить себя вспомнить о терпении. — Мой долг — обеспечить твою безопасность. Ты все усложняешь. Но я понимаю, что ты в шоке и тебе нужно время, чтобы все понять. Я дам тебе это время, пока пойду и разберусь с тем, о чем нужно позаботиться. А потом я вернусь, и мы сможем поговорить.
— Поговорить? — Я сужаю глаза, бросая взгляд на кровать, и вижу, как Сальваторе слегка напрягается.
— Устраивайся поудобнее, Джиа. Прими ванну. Поешь. Скоро тебе станет лучше. — Он смотрит на дверь, как будто ему уже не терпится выйти из комнаты и заняться делами, где он чувствует себя более подготовленным. Если он не хочет иметь со мной дело, значит, ему не стоило на мне жениться, с горечью думаю я.
— Я не могу успокоиться. Я не смогу самостоятельно выбраться из этого дурацкого платья. — Я знаю, что звучу капризно, но сейчас это мой единственный выход. Или это, или гнев, и я чувствую, как гнев постепенно начинает выходить из меня, сменяясь усталостью.
Быть в ярости — это утомительно, начинаю понимать я.
— Я помогу тебе с этим. — Сальваторе делает шаг ко мне, и я рефлекторно отстраняюсь. — Я твой муж, Джиа. — В его голосе звучит нотка отчаяния. — Я не собираюсь насиловать тебя на кровати, как необузданный зверь. Я помогу тебе расстегнуть пуговицы, а потом уйду.
В глубине моего живота что-то замерцало, в нем смешались жар и обида. Я представляла себе Петра именно таким, в конце концов, заполнив голову воображаемыми видениями нашей брачной ночи, где он был настолько ошеломлен тем, что ему наконец разрешили прикоснуться ко мне, что практически поглотил меня, прежде чем мы насладились более мягким вторым раундом. Теперь я не представляю, как пройдет моя брачная ночь.
Игорь обвинил его в похоти, в том, что он взял меня ради своих эгоистичных желаний, но он не похож на человека, охваченного похотью. Он выглядит напряженным, когда снова делает шаг ко мне, на этот раз обходя меня сзади, чтобы дотянуться до пуговиц на задней части платья.
Его пальцы касаются моей шеи, самого верха платья, и я напрягаюсь. Легкое, как перышко, прикосновение вызывает покалывание на коже, заставляя меня перевести дыхание. На краткий миг я представляю, как это прикосновение скользит по позвоночнику, как распахивается платье, медленно создавая то мерцающее тепло, на которое я надеялась. Но Сальваторе только дергает за пуговицы, расстегивая их одну за другой и тихо ругаясь про себя, когда понимает, сколько их еще осталось.