Темный покровитель
Шрифт:
— Я и не думаю. — Я качаю головой, допивая портвейн и отставляя стакан в сторону. — Я никогда не смогу думать о нем хуже. Он был моим отцом, и он был хорошим отцом. Может, это был не совсем правильный способ справиться с проблемами, но я могу это понять. — Я прикусила губу. — Я не могу представить, каково это — любить кого-то так сильно. Надеюсь, я буду поступать по-другому. Но я не могу винить его за то, что он сделал.
Что-то отражается на лице Сальваторе — эмоция, которую я не могу прочесть, а может, я просто не узнаю ее. Он выпрямляется, выражение его лица разглаживается, и он кладет на стол свою полотняную салфетку.
— Если ты возьмешь с собой значительное количество охраны, то
Я чувствую, как вздрагиваю от того, что мне указывают, что я могу делать, что мне дают инструкции и указания. Мне хочется огрызнуться, сказать ему, что я буду делать все, что захочу, но на самом деле я не могу. Если я откажусь от его правил, то просто не смогу уйти. И это тоже раздражает меня. Это вытесняет ту недолгую мягкость, которую я испытывала по отношению к нему, напоминая мне о дисбалансе сил между нами. Я ему не ровня, не партнер. Я — его долг. Его ответственность. Я могу быть его женой в глазах Бога и закона, но он не будет относиться ко мне иначе, чем как к еще одной вещи, которую нужно контролировать и сдерживать.
— Хорошо. — Я тоже бросаю салфетку на стол. — Водитель. Охрана. Как скажешь. — В моем голосе звучит сарказм, и я знаю, что он его слышит. Выражение его лица становится жестким, и он встает, чтобы отодвинуть для меня стул, когда я встаю.
Я чувствую, как исчезает момент возможности между нами, и комната вокруг нас становится холодной, когда я возвращаюсь в реальность.
13
ДЖИА
Утром я просыпаюсь в холодной и пустой постели. Сальваторе уже ушел. За то короткое время, что я живу с ним в одной комнате, я успела заметить несколько мелочей, которые можно узнать, только разделив личное пространство с кем-то другим: он оставляет свои часы у кровати, вешает костюм на следующий день на переднюю стенку шкафа, галстук аккуратно свернут на комоде рядом с ним, а туфли выстроены в ряд.
Все эти вещи исчезли, осталась только книга, которую он читал прошлой ночью, и очки для чтения, лежащие рядом с лампой на прикроватной тумбочке.
Я сажусь, протирая глаза от сна. У меня слабо болит голова, несомненно, от количества вина, которое я выпила вчера вечером. По дороге домой меня мутило и клонило в сон, и я отключилась почти сразу после того, как разделась и легла в постель. Несмотря на мои предположения о планах Сальваторе на эту ночь, когда он прислал мне красивое платье, он не прикоснулся ко мне. Даже не попытался. Он ушел в ванную и оставался там, пока я переодевалась в скромные шорты и майку, а потом снова появился в мягких черных брюках и футболке, как будто для того, чтобы предотвратить любые мысли о его обнаженной груди.
А она, насколько я помню, у него неудобно красивая.
Я тряхнула головой, прочищая ее. Моя невинность — во всяком случае, то, что от нее осталось, — все еще цела, и я не знаю, как к этому относиться. Я не знаю, чувствую ли я облегчение от того, что он не закончил работу, надежду на то, что это означает, что Петр еще может вернуть меня, или разочарование от того, что мне все еще отказывают в самой основной части брака, как в потенциальных удовольствиях супружеского ложа, так и в возможности иметь детей. И, возможно, я немного обижена тем, что он, кажется, так легко может подавить любое желание ко мне, может спать рядом со мной, не поддаваясь порыву прикоснуться
Но так ли это? В голове мелькает воспоминание о вчерашнем утре, о мягких черных брюках, свисающих с острых бедер Сальваторе, когда он одной рукой держался за край стойки, а другой…
Я снова резко тряхнула головой. Я не собираюсь сидеть здесь и фантазировать об этом мужчине. Особенно после прошлой ночи, когда он почти привлек меня к себе, почти заставил меня разрушить свои стены, только чтобы напомнить мне об абсолютном контроле, который он имеет надо мной.
В дверь постучали.
— Джиа? — Голос Лии доносится с другой стороны. — Можно войти?
— Конечно. — Я потираю лицо, когда двери открываются, и она входит, балансируя подносом, который ставит на комод. На нем стоит накрытая тарелка, а также дымящаяся чашка кофе и стакан апельсинового сока.
— Дон Морелли уже ушел, поэтому я принесла тебе завтрак. Тебе нужно что-нибудь еще?
Я покачала головой.
— Нет. Спасибо.
Когда она уходит, я достаю телефон. Вчера вечером я отправила сообщения Анжелике, Кристине и Розарии, чтобы узнать, не захотят ли они встретиться со мной сегодня за покупками. Я сомневалась, смогут ли они так быстро поменять свои планы, особенно Анжелика, которая замужем и у нее есть свое хозяйство. Но от всех них пришли сообщения, в которых они с радостью соглашаются встретиться со мной в кофейне в центре города, чтобы мы могли составить план действий на день.
Я отправляю групповое сообщение, сообщая им, что буду через несколько часов, и сползаю с кровати. Я чувствую прилив неожиданного возбуждения от мысли о дне относительной свободы — правда, я буду обременена охраной, но, по крайней мере, я буду вдали от поместья и с друзьями. Это как глоток свежего воздуха после того, как все было после свадьбы.
Свадьба. Я поморщилась, вспомнив фиаско у алтаря, выражения их лиц. Я понятия не имею, что они думали тогда или думали с тех пор. Я была с Сальваторе каждую минуту, мой телефон вернулся только вчера вечером, чтобы я могла связаться с ними. Он все еще у меня, предположительно потому, что я ничего не могу с ним сделать, чтобы навлечь на себя неприятности. У меня ведь нет номера телефона Петра. Каждая наша встреча, каждый наш разговор были заранее спланированы нашими отцами и организованы в таком месте, где за нами могли наблюдать. Мы никогда не говорили друг с другом наедине.
Я вытесняю мысли о Петре из головы, сползаю с кровати и смотрю на поднос, который оставила для меня Лия. Под крышкой лежат яичница и домашний круассан с вишневой начинкой, и я тянусь за выпечкой, откусывая от нее и делая глоток кофе. Этим утром в комнате очень тихо, я проснулась в одиночестве и пыталась представить, что буду жить здесь до конца своих дней.
Это не похоже на дом. Такое ощущение, что я гость в чужой комнате. Сальваторе сказал мне, что я могу сделать ремонт — возможно, потому что он понял, что я буду чувствовать себя так, и ему почему-то не наплевать, но я не знаю, что бы я хотела с этим сделать. Я не знаю, что я могу сделать, чтобы это место стало домом.
Я откусываю еще один кусочек от пирожного и делаю еще один глоток кофе, после чего иду в душ и укладываю волосы на макушке. После этого я вытираюсь насухо, распыляю немного сухого шампуня и текстурирующего спрея на волосы, провожу по ним пальцами и иду одеваться. Джинсы, голубой шелковый камзол, тонкий серый кашемировый кардиган, чтобы не мерзнуть на улице, и пара черных ботильонов на высоком каблуке. Я медлю возле своего тщеславия, а потом достаю шпильки с бриллиантами и ониксом и браслет, который Сальваторе прислал мне вчера.