Тёмный Принц

Геммел Дэвид

— Красота мне не понадобится, — ответила она грубым, почти лающим голосом.

Она прошла через портал времени, чтобы увидеть Пармениона с Атталом в момент въезда в лес, и последовала за ними, расположившись чуть поодаль от их привала. Сначала она хотела появиться перед ними в первый же вечер, но, воспарив, используя свой талант, прикоснулась к душам обоих мужчин и исследовала их страхи. Они опасались друг друга. Парменион не доверял македонянину с холодными глазами, а Аттал давно невзлюбил человека, которого считал самодовольным спартанским выскочкой. Она поняла, что им понадобится время, и, завернувшись в плащ, уснула.

Она пробудилась от звука смеха и увидела, как два македонянина пробираются через заросли. Покинув свое тело, она

увидела всю сцену с высоты и первой заметила македонов в черных накидках, идущих через лес прямо к нимфам.

Когда раздались первые вопли, Дерая подлетела к Пармениону. Его эмоции были смешанными. Часть его рвалась на помощь к девам, но сильнейшим также было желание остаться в безопасности и думать о спасении Александра. Дерая инстинктивно применила свои силы, передав ему новый замысел. Делая так, она понимала, что это было ошибкой. Один против десяти — это была верная смерть для человека, которого она любила. Подлетев к Атталу, она почувствовала его намерения. О том, чтобы он побежал Пармениону на выручку, не могло быть речи. Его сознание было замкнуто на одной-единственной мысли: Защищать самого себя! Не найдя другого способа, Дерая усилила этот его страх. Если Парменион погибнет, то Аттал застрянет в этом мире навсегда, и все его богатства потеряют смысл. Никогда больше не увидит он свои дворцы и своих наложниц. Ему останется влачить существование наемного воина в не своем мире. Гнев его был неописуем, когда он выхватил меч и побежал на выручку к Пармениону.

Вдвоем воины сражались великолепно, но от резни Дерае стало не по себе, и, когда всё было кончено, она вернулась в свое тело с чувством стыда за содеянное.

Смерти были на ее совести. Она манипулировала событиями, а это было против всех ее убеждений. Еще долго этой ночью пыталась она проанализировать свои действия. Македоны намеревались насиловать и убивать. Если бы она не вмешалась, над нимфами бы надругались, а потом прирезали. Но их смерти не случились бы по твоей вине, сказала она себе. А теперь кровь македонов была на ее руках.

Что мне было делать, спрашивала она себя? какое бы действие или бездействие она не избрала, результатом стала бы трагедия, потому что образумить всех македонов не оставалось времени. Но ты повлияла на них, возразила она самой себе. Ты замедлила их рефлексы и реакцию, дав фору Пармениону с Атталом.

Полная сомнений, Целительница заснула, и во сне ей виделись кентавры и Царь-Демон. Посреди сна она была разбужена прикосновением руки и, сев, увидела обнаженную беловолосую женщину, которая сидела на поваленном дереве. За ней стоял минотавр, которого она уже видела на поляне. Луна стояла высоко, и сноп света омывал женщину, делая ее фигуру почти что призрачной.

— Ты хорошо поступила, жрица, — сказала эта женщина. — Ты спасла моих детей.

— Мне не следовало вмешиваться, — ответила ей Дерая.

— Чушь. Твои деяния спасли не только мой народ, но и двух человек, за которыми ты следишь. Если бы они не поступили так, как поступили, то Бронт с его братьями убил бы их во сне.

— За что? — спросила Дерая. — Что они вам сделали?

— Они — Люди, — ответила женщина. — И этого довольно.

— Что вам надо от меня?

— Твоя кровь — от Заклятия. Вот почему у тебя есть Талант. Парменион — также человек Силы. Вы оба — чужие для этого мира, и мне надо знать, зачем вы здесь — творить добро или зло.

— Никогда я сознательно не стану служить силам Хаоса, — сказала Дерая. — Но это вовсе не значит, что я всё время буду доброй. Многие годы я сражалась с Духом Хаоса, пытаясь помешать ему обрести плоть. Но из-за меня он всё-таки родился.

— Знаю. Парменион зачал Искандера, и теперь Царь-Демон ищет его. — Женщина замолчала на какое-то время, лицо ее стало отрешенным. Затем она вновь обратила взор к Целительнице. — Заклятие умирает. Ты можешь помочь его спасти?

— Нет.

Женщина кивнула. — Я тоже не могу. Но, если ребенок — это действительно Искандер… — она вздохнула. —

У меня нет выбора. — Повернувшись к минотавру, она положила тонкую руку на его огромное плечо. — Отправляйся с нею, Бронт, и помогай, где только сможешь. Если ребенок не Искандер, возвращайся ко мне. Если же это он, сделай всё возможное, чтобы доставить его к Вратам.

— Я всё сделаю, Матерь, — ответил он.

Лунный свет постепенно померк, и вместе с ним исчезла беловолосая женщина. Но минотавр остался. Дерая воспарила к нему духом, но столкнулась с незримой стеной.

— Тебе не надо читать мои мысли, — сказал он ей, на диво мягким голосом. — Я для тебя не опасен.

— Как это не опасен, если в тебе столько ненависти? — возразила она.

Он не ответил.

Лес Кентавров

Александр сидел на солнышке у входа в пещеру, высоко в горах и смотрел на зеленую крышу леса и равнины внизу. Несмотря на свой страх, он чувствовал себя необычайно свободным в этом Лесу Кентавров. Здесь он мог прикасаться к живым существам, не убивая, и спать без кошмаров. Вчера серебристо-серая птичка слетела к нему на руку иосталась сидеть в тепле и безопасности, чувствуя его дружелюбие, и ни разу убийственная сила внутри него не пробудилась. Этого счастья в своей жизни Александр еще не знал. Он скучал по дому, по маме и папе, но разлука была смягчена этой новообретенной радостью.

Хирон выступил на свет. — Прекрасный день, юный принц, — промолвил он.

— Да. Красивый. А расскажи мне о кентаврах.

— Что ты желаешь знать? — спросил маг.

— Как они выживают? Я знаю кое-что о лошадях, о том, как много им надо есть и пить. Их глотка и чрево созданы для того, чтобы переваривать траву и огромное количество жидкости. И у них большие легкие. Я не представляю, как кентавры могут жить идвигаться. Они что, двужильные? Едят ли они траву? И если едят, то как они это делают, ведь им не склониться к земле так же просто, как лошади пригибают свою шею?

Хирон улыбнулся. — Хороший вопрос, Александр. Твой ум работает замечательно. Тыуже видел меня с Каймалом, а с настоящими кентаврами дело обстоит точно так же. Они живут как мужчины и женщины, но у них установлены особые связи с их скакунами. Они сливаются воедино с восходом каждого дня, но на закате разделяются.

— Что происходит, если лошадь умирает? Кентавр может найти новую?

— Нет. Если лошадь умирает, мужчина — или женщина — тоже гибнет через день, в лучшем случае через два.

— С тобой будет так же, если умрет Каймал? — спросил Александр.

— Нет, потому что я не настоящий кентавр. Наше Смешение происходит от вмешательства внешней магии. Вот почему Камирон чувствует себя таким изолированным. Потерянным, так сказать.

Хирон протянул мальчику краюшку сдобного хлеба, и какое-то время спутники ели молча. Затем мальчик снова заговорил. — С чего всё это началось? — спросил он.

— Какой пространный вопрос, — ответил маг. — И кто я такой, чтобы пытаться на него ответить? Когда-то мир был полон природной магии, в каждом камне или кочке, дереве или горе. Многие тысячи лет назад существовала раса людей, которые подчинили себе эту магию. Они ходили по земле как боги — да они и были богами, ибо стали практически бессмертными. Они были добры, мечтательны, любознательны. И дети их были Титанами, гигантами, если им этого хотелось, поэтами, если они выбирали это. Началось время чудес, но его сложно будет описать — особенно четырехлетнему ребенку, даже такому умному, как ты, Александр. Мне думается, тебе приходилось видеть, как люди, мужчины и женщины, при дворе твоего отца искали новое — накидки разных цветов, платья разного кроя и форм. Ну а Титаны Старого Мира искали новые цвета и формы для накидки жизни. Кто-то пожелал стать птицей, чтобы иметь крылья и способность взмыть в небесные выси. Кто-то пожелал плавать в морских глубинах. И всевозможные гибриды заполнили землю. — Хирон погрузился в молчание, его глаза смотрели в прошлое.