Тень амёбы
Шрифт:
Данный случай не стал исключением. Талвиц напомнил, что Паскаль, хотя применил к человеку обидное сравнение с тростником, однако предложил гордиться способностью мыслить, несмотря на «тростниковость» (ничтожность перед силами природы). Над его идеями через 300 лет (когда они вплелись в т.н. «общечеловеческие ценности») жестко поиздевался Лем в эссе «Культура, как ошибка». Культура (отмечал Лем) путем ею же созданных религий и норм, как бы превращает недостатки в достоинства, а убогость в совершенство. Страдания нестерпимы, зато они облагораживают. Жизнь коротка, зато является шагом к вечной загробной жизни. Человек не знает, к чему стремиться, ищет смысл жизни, несчастлив, но это оборотная сторона свободы — наивысшей ценности…
…Талвиц заявил, что (вопреки
Но главное Талвиц приберег для эпилога. Та кульминация экзистенциального кризиса, которую мы наблюдали (отметил он) это лишь слабое подобие того, что ждет нас после непосредственной физической встречи с джамблями, или хотя бы с одним джамблем. А такая встреча уже предопределена развитием миссии Алкйоны.
…
ДЕКАБРЬ-ЯНВАРЬ 12-13 года Каимитиро
37. Почти Фудзияма, почти панмодерн, и много всяких «почти».
Кристина Штеллен зачерпнула двумя ладонями из небольшого сугроба и подбросила рыхлый несформированный снежок вверх. Он предсказуемо рассыпался снежинками, будто белыми искрами в ярком свете фонарей над площадкой между домиком-шале и ровным рядом пушистых синевато-зеленых будто игрушечных елок.
— Как я соскучилась по обычному снегу! — весело объявила она, — Правда же, Новый год намного выразительнее, если встречать его среди зимы как зимы.
— Да, монстр турбизнеса, это идея, что надо, — поддержал ее мнение Вальтер Штеллен, обращаясь к Тургуту Давутоглу, мажоритарию турсети «Митридат» и (между прочим) соинвестору MOXXI.
— Монстр тут я! — невозмутимо напомнила Скрэтти Сай, стремительно сбросила с себя вообще всю одежду (обувь тоже), и секундой позже стало ясно зачем. Она выполнила короткий энергичный разбег, прыгнула в позе ныряльщика и протаранила вытянутыми руками и обнаженным телом естественный снежный вал, наметенный у изгиба тропы, ведущей снизу к площадке. До тропы она прокатилась кувырком, вскочила на ноги, и пробежалась по тропе обратно к крыльцу домика-шале. На ее короткой стрижке вроде окультуренного ежика налипли комки снега, а по коже сбегали капли талой воды.
— Ужас! — воскликнул Тургут, картинно схватившись за голову, — На тебя даже смотреть холодно! Надень уже что-нибудь или хотя бы накинь плед!
На девушку-метаморфа и правда было холодно смотреть: она буквально посинела, как будто превратилась в на’ви, аборигенку
— Горячий алкоголь приобретает идеальный вкус лишь при распитии на морозе!
— Кстати, да, — согласилась Кристина, последовала ее примеру и подумала о необычных свойствах этого места: потухшего стратовулкана Хасандаг. В 150 километрах к югу от Хасандага плещется Средиземное море, еще очень теплое в последний день октября, и публика массово купается на пляжах Мерсина. А тут, на высоте 3 километра, с учетом локальной карты ветров, умеренно-снежная зима длится почти круглый год…
— О чем задумалась? – полюбопытствовал генерал.
— Так… — она пожала плечами, — …Про это место. Зима в 150 километрах от лета.
— По прямой 150, — уточнил турецкий миллиардер, — по дороге 270, и дорога хороша лишь около Мерсина, а чем дальше, тем безобразнее. Вот почему для девелоперского проекта Хасандаг-Ниар пришлось инвестировать в разработку подходящего авиатранспорта почти с нуля в инженерно-коммерческом смысле. Зато в результате получилось не хуже чем у японцев по периметру вершины Фудзиямы…
На этой фразе он замолчал, будто прислушиваясь к своим мыслям. Скрэтти заметила и весело окликнула:
— Алло, Тургут, не погружайся слишком глубоко в мечты!
— Я не погружаюсь, просто вдруг подумал, как исказился смысл терминов бизнеса.
— Может, наоборот, исправился смысл? – предложил генерал свою формулировку.
— Ох, Вальтер, ты никогда не был предпринимателем! Вернее, ты никогда не занимался раскруткой проекта, чтобы из маленьких денег сделать большие. Ты пришел в MOXXI, родившуюся сразу как огромный бизнес, в котором деньги уже вторичны, и пришел из спецслужбы, где деньги как дождь льются с неба. Ты все понимаешь, но не чувствуешь здесь! — Тургут Давутоглу похлопал себя ладонью по верху живота, где-то недалеко от условной проекции сердца на поверхность тела.
— Допустим, ты прав, — Штеллен кивнул, — а что из этого следует?
— Давайте уже за стол, — предложила Кристина, — ведь Новый год сам себя не встретит.
…
За столом, в специально созданной полутьме при светильнике-гибриде декоративного вулкана и камина, Тургут Давутоглу (не без подстрекательства остальных) попробовал сформулировать проблему инвестиций и бизнеса в поствандалической экономике.
— Знаете, — начал он, — я всегда управлял бизнесом больше по интуиции, чем по научной аналитике. Пожалуй, только после Вандалического кризиса я стал задумываться: какой смысл у бизнеса? В обозримом прошлом было ясно: любые крупные проекты делались, чтобы забрать себе больше денег. Все хотели одного и того же, вопрос был лишь в том, сколько кому достанется. Так система работала. А потом посыпалась. Одни аналитики пишут, что это из-за даров Каимитиро. Другие — что из-за роботов, которые понемногу начали входить в моду еще при Великом Локдауне. Третьи — что из-за падения морали в массах. А мне сейчас кажется, что в системе с самого начала была какая-то гниль.
— Ты про какую гниль? – спросила Скрэтти.
— Как в плохом казино, — пояснил он, — если у гостя удачная стратегия, то правила вдруг меняются, чтобы нельзя было играть с такой стратегией. Так и в бизнесе: были правила конкуренции: чья стратегия снижения издержек эффективнее, тот выигрывает. И вдруг возникает правило, что нельзя заменять персонал — рурфабом, а электросеть — фюзором. Видите ли, обществу нужны рабочие места, поддержка общих электросетей и всякое в таком же роде. Но, хвала небу, Старый Свет все-таки не казино в трущобах. Проблема неадекватных правил уладилась согласно обычаю между политиками и бизнесменами: финансами черными и белыми… Увы, не так гладко, как все надеялись… Мда…