Тень Чернобога
Шрифт:
Данияр кивнул:
– Камни привели сюда. – Посмотрев на Ярославу, добавил: – На всякий случай при встрече с местными глаза прячь, через них истинное твое лицо видно. Мало ли какие еще колдуны и чародеи в Дряговичи пожаловали да кого привезли на потеху горожанам. И на глаза никому не попадайся, сиди тихо на постоялом дворе. Встанем на ночлег на окраине, узнаем, что за вельможа. Если это Анна, то хорошо. Если нет, дождемся ее. Царевна права: чем быстрее мы отсюда уберемся, тем лучше.
В нежно-голубых мраморных плитах отражалось полуденное солнце.
Мягкий бриз тянулся с моря, волновал роскошные одежды вельмож. Красный с золотом пурпур, белоснежные тоги и россыпь жемчугов –
– Вы слышали, он отрицал…
– Неслыханно… А в чем обвинили русских?
– Караван… Его задержали для проверки документов на прошлой неделе, отконвоировали в порт, – пожилой вельможа со знанием дела окинул заполненный людьми зал. – На его борту обнаружили кое-что запрещенное.
– Но как? – дама в ядовито-малиновом хитоне придвинулась к нему, пожирая сановника любопытным взглядом. И добавила драматическим шепотом: – И что там такое нашли?
Вельможа понизил голос и округлил глаза.
– Оружие. Секретное.
– О господи! Какой кошмар, – и она с восхищением посмотрела на русского посла в дальнем углу зала.
Господин Велидарь держался особняком. Новый, с иголочки, костюм подчеркивал независимый вид и образ бунтаря и похитителя женских сердец. Дама вздохнула и заодно тайком покосилась на вельможу в красном, который молча сидел неподалеку, – видно было, что он тоже потихоньку изучал русского посла.
По залу прошла волна. Распахнулись двери, глашатай возвестил о начале аудиенции.
Император замер на троне, посматривал на подходивших то одних, то других послов, но взглядом, впрочем, то и дело цеплялся за Велидаря.
Послы вереницей приближались к нему, озвучивали заранее заученные речи и передавали верительные грамоты – хрусткие свитки. И отходили вправо в ожидании итоговой речи императора.
В числе последних подошел и Велидарь. Зал замер.
– Ваше высочество, светлейший император Русского царства заверяет вас в дружбе и вечной симпатии, подтверждает действительность заключенных ранее договоров и почтительно просит принять скромные дары в знак дружбы и почтения…
– …Неужели вы решили отдать Перуновы щиты?
Велидарь засмеялся, продемонстрировав белоснежные зубы:
– Не представляю даже, о чем вы говорите, государь!
Он осекся, заметив, как от гнева потемнели глаза императора, как на знакомом лице отразилась неприятная гримаса, будто маска, а от ступней Флавия скользнула к Велидарю тень, мгновенно взобралась на плечо и коснулась виска.
В памяти русского посланника Олега Богуславовича тотчас же вспыхнула недавняя встреча в Раграде: испуганная и встревоженная девушка, почти ребенок, в синем ученическом платье, отороченном кружевами, и с неприбранными косичками. Олег нахмурился, попытался прогнать внезапно нахлынувшее воспоминание, голос царевны, ее взгляд. И тонкий силуэт на фоне окна в отцовском кабинете. И тревогу в голосе.
Он встретился взглядом с императором – темные глаза злорадно прищурились, словно прочитав все мысли посла.
Велидарь внезапно понял главное: неизвестно каким образом, но Флавий теперь точно знает о существовании Кати.
«Как? Что происходит?», – озадачился он, прогоняя с плеча темную крылатую тень.
Рука императора, принимавшая свиток русского посла, дрогнула.
Свиток полетел вниз, к ногам Флавия.
– Русскому царю передай, посол: даю ровно сутки, чтобы предоставить Залог власти. Иначе… Пеняйте на себя.
Дряговичи оказались небольшим поселением, не имевшим даже крепостной стены, а единственным каменным зданием здесь был замок графа Дабижива Вавры. В нем-то и остановились вельможи, что прибыли в Дряговичи. Городок лихорадило, торговки вытащили на рыночную площадь все
Данияр, Катя и Ярослава дождались сумерек и теперь тихонько передвигались через расположившихся на ночлег путников, прислушиваясь к их разговорам. Из обрывков фраз стало понятно, что в гостях у графа – новый епископ, знакомившийся со своей паствой.
Прибывшие с обозами приехали на предстоящее аутодафе [10] , которое непременно сопровождало прибытие епископа: узники графской тюрьмы уже не один месяц ждали этого дня, надеясь на помилование. Они ведь не знали содержания вынесенного им приговора, надеялись, что «отпущение на волю» [11] означало буквально свободу и снятие всех обвинений. Крестьяне, ремесленники истово верили в справедливость предстоящего судилища, смаковали подробности событий. Кто-то претендовал на имущество приговоренного, кто-то хотел удовлетворить любопытство или получить реванш, наблюдая за страданиями давнего врага.
10
Аутодафе – церемония публичного оглашения приговора трибунала инквизиции католической церкви, включавшая торжественные процессию, молебен и оглашение приговора в присутствии королевского двора или местных властей. Инквизиция не приговаривала к смерти, поскольку как церковному институту ей было запрещено проливать кровь; она передавала упорствующих еретиков, не пожелавших раскаяться и отречься от своих заблуждений, в руки светских властей, которые выносили приговор в соответствии с существовавшими тогда светскими законами против еретиков (включавшими в себя в том числе и сожжение на костре) и приводили его в исполнение. Церемония оглашения приговора специальных церковных судов против еретиков появилась в ХШ веке вместе с возникновением инквизиции, однако ряд исследователей считает, что сожжение и праздничные церемонии, с ними связанные, были известны и ранее. – Прим. ред.
11
Осужденный «отпускался на волю» в том смысле, что церковь отказывалась впредь заботиться о его вечном спасении, она отрекалась от него. Нераскаявшиеся передавались в руки светской власти. Фактом передачи инквизиция провозглашала, что душу грешника спасти невозможно, остается покарать его тело, что во всех случаях входило в компетенцию светской власти. Такие приговоры обычно оканчивались пожеланием избегать кровопролития. На этом церемония аутодафе завершалась. Затем приговоренных к казни принимал гражданский чиновник, который приказывал связать их и заключить в темницу. Несколько часов спустя (иногда на следующий день) их вели на место казни. Те, кто перед смертью все-таки просил о таинствах покаяния и причащения, сжигались предварительно умерщвленными, прочих же сжигали заживо, сожжению по приговору также подлежали изображения скрывшихся (т. н. казнь в изображении) и останки уже умерших еретиков. – Прим. ред.
– Зачем Анна поедет сюда? – недоумевала Катя. – Можно же объехать городишко.
Данияр качал головой:
– С ней ведь тоже священник едет, епископ Роже, помнишь? Анна станет королевой католической Франции, почему бы не проверить крепость ее веры прямо сейчас? – Он сорвал травинку, растер между пальцами: – Не исключаю, что и гость графа прибыл сюда не случайно, эта встреча может быть заранее запланирована, как большая остановка. Дать отдохнуть княжне, сменить лошадей. – Он посмотрел на Ярославу и Катю. – А тогда церемония будет большой и затянется на несколько дней.