Тень горы
Шрифт:
Он стал медленно спускаться по лестнице, словно каждая ступенька была новой ступенью осмысления происходящего. Наконец его голова исчезла за поворотом.
Я задумчиво смотрел ему вслед, затем повернулся и встретился взглядом с улыбающейся Карлой.
– Я люблю тебя, Шантарам, – сказала она и поцеловала меня.
В течение ближайших двух недель Кеш разрешил два сложных дела и стал знаменитостью. Его внимание к деталям и способность держать их все в голове были решающим фактором в сыскной работе, и ни один опрос свидетелей не обходился
Тетушка Луна и ее неустрашимый клерк вели всю отчетность агентства и зачастую помогали клиентам сохранить их деньги. Тетушка знала толк в денежных делах и потратила немало времени на корректировку бизнес-плана, экономя время и средства других людей.
Индивидуальные сеансы, которые она давала клиентам, одержимым луной, вполне их удовлетворяли. «Талант проявляется по мере его употребления», – сказала она как-то и иллюстрировала это положение собственным примером.
Винсон и Ранвей вернулись из ашрама, преисполненные смирения, но мы встречались с ними редко, так как они были заняты претворением в жизнь своего плана открыть кофейню.
Однажды мы все же зашли ненадолго в их полуоборудованное заведение. Карла взяла Ранвей под руку и увела ее поболтать на сугубо женские темы, оставив нас с Винсоном наедине.
– Знаешь, как это бывает, когда тебя подхватывает настоящая волна, которая все катит и катит, а ты типа скользишь на ее гребне? – спросил Винсон.
– Нет, но я вожу мотоцикл, а это похоже на скольжение на гребне цивилизации.
– У тебя бывает такое чувство, что эта волна как бы несет тебя вечно?
– У меня есть бензобак, так что я знаю, когда это «вечно» кончится.
– Нет, я хочу сказать, что это как бы то самое поле тенденций, о котором говорил Идрис.
– Угу.
– И я как бы скольжу между двумя равно… э-э… скользимыми волнами. Ранвей и Идрис поистине распахнули мой разум, мэн. Иногда мне кажется, что я переполнен идеями и они вот-вот посыплются из моей головы.
– Я рад, Винсон, что ты счастлив и что вам с Ранвей пришла в голову эта идея насчет кофейни. Это то, что вам надо. Знаешь, мне, наверное, пора идти. Мы…
– Да, эта затея с кофе потрясающая, – сказал он, указывая на большие мешки, стоящие вдоль стены. – Я хочу сказать, что, если бы я типа объяснил тебе разницу между колумбийским кофе и ганским, тебе просто крышу снесло бы.
– Спасибо, что предупредил. Но знаешь, Карла в любую минуту может вернуться, так что, боюсь, мы не успеем разобраться в этом сложном вопросе.
– Ничего, если она вернется, я начну снова, – успокоил он меня.
– А как Ранвей? – спросил я, пытаясь отвести угрозу.
– Нет, ты знаешь эту абсолютно идеальную волну, которая как бы несет тебя и несет?
– Я очень рад, что ты так счастлив. Как ты думаешь, куда пошли Карла и Ранвей?
– Ты только понюхай как следует эти свежие зерна, – предложил Винсон, открывая один из мешков. – Они так хороши, что, выпив одну чашку, ты больше никогда уже не захочешь другого
– Это девиз вашего заведения?
– Нет, мэн, наш девиз – это наше название. Кофейня называется «Любовь и вера», и девиз такой же.
В нем было простодушие, утраченное Ранвей после смерти ее друга от того самого наркотика, которым так бездумно торговал Винсон. И название, выбранное ими для кофейни, отражало его искреннее желание изменить свою жизнь.
– Понюхай мои зерна! – потребовал он.
– Спасибо, мне и так хорошо.
– Нет, ты понюхай! – Он потащил мешок ко мне, словно какое-нибудь мертвое тело.
– Я не стану нюхать твои зерна, Винсон, какими бы колумбийскими они ни были. Оставь в покое труп.
Он прислонил мешок к стене, и в это время вернулись Карла и Ранвей.
– Он не хочет нюхать мои зерна! – пожаловался Винсон.
– Не может быть! – поразилась Карла. – Дома он только этим и занимается.
– Стюарт изобрел новый сорт кофе, – сказала Ранвей с гордостью. – По-моему, это лучший кофе, какой я когда-либо пила.
– Он у меня приготовлен в другом помещении, – сказал мне Винсон. – Я сейчас принесу его и дам тебе понюхать.
– Спасибо, не надо, – остановил я его. – Я и отсюда чувствую запах.
– Я же говорил тебе, мой пасхальный кролик! – воскликнул Винсон, обнимая Ранвей. – Люди почувствуют этот запах еще на улице, и он будет их типа гипнотизировать.
– Успеха вам, ребята, – сказал я, потянув Карлу за собой на улицу.
– Открытие состоится в полнолуние, – сказала Ранвей, успевшая лишь наполовину высвободиться из объятий Винсона. – Не забудьте.
На улице Карла спросила меня:
– Ну и как тебе Винсон?
– Весь расточился на кофейные зерна. А как тебе Ранвей?
– Она сказала мне, как они назвали кофейню.
– Да, знаю, «Любовь и вера». И как тебе название?
– Любовь – это, наверное, он, а она – вера.
Мы сели на мотоцикл, но тут дорогу нам загородил остановившийся автомобиль – точнее, катафалк. За рулем был Неспящий Баба Деннис, рядом с ним сидел Конкэннон. Сзади пристроились Билли Бхасу и Джамал Все-в-одном, а между ними в прозрачном пластиковом гробу возлежал манекен из витрины магазина.
Конкэннон высунулся из окна и ухмыльнулся Карле.
– Разыскать и доставить живого или мертвого, – произнес он.
– Двигай дальше, – бросил я.
– Здравствуй, Карла, – сказал Деннис, – очень рад тебя видеть, проснувшись. Мы не встречались, когда я был на той стороне?
– Привет, Деннис, – рассмеялась она, обнимая одной рукой мое плечо. – Когда я впервые увидела тебя, ты был, несомненно, под кайфом. Чем это, черт побери, вы занимаетесь?
– Мы изучаем движения Спящих во время их транспортировки в камерах для сна. К манекену прикреплены чувствительные полоски, имитирующие разнообразные ушибы и кровоподтеки. Они помогают нам определить оптимальную конструкцию камер, которые мы изготавливаем.