Тень Ирода [Идеалисты и реалисты]
Шрифт:
Пройдя прямо к князю и доложив о Левине, Лебедка возвратился домой, наказав Левину зайти к нему непременно после аудиенции.
Скоро Левина потребовали в кабинет князя. Когда он вошел, то очутился в таком положении: посредине большой комнаты стоял стол, заваленный бумагами, у стола стояло деревянное с прямой спинкой кресло, а в нем сидел Меншиков спиной к вошедшему, виднелся только княжеский затылок. Меншиков не встал и не оборотился при входе Левина. Последний почувствовал себя очень неловко. Но его спасло зеркало, висевшее против
— Ты Левин? — спросил князь.
— Я, ваша светлость.
— Из дворян?
— Из дворян Пензенского уезда, ваша светлость.
— Князь Трубецкой доносит, что ты недужен. Каким недугом одержим ты?
— Падучею, ваша светлость.
— А давно это с тобою?
— Седьмой год, ваша светлость.
— А на царской службе давно ли?
— Восемнадцать лет, ваша светлость.
— В каких баталиях был?
— Под Нарвой, при Лесном и под Полтавой.
— А! Лесное помнишь, где мы знатную викторию одержали над Левен-Гоуптом?
— Помню, ваша светлость.
— А меня видел там?
— Видел, ваша светлость... на белом коне ночью... — Лицо Меншикова просияло.
— Ранен? — спросил он.
— Никак нет, ваша светлость.
— А в прутском походе был?
— Не был, ваша светлость. Я сопровождал государя царевича в Киев.
— А!..
Вдруг сзади Левина отворилась дверь, и в зеркале отразилась фигура великана. Левин повернулся как ужаленный и посторонился. Меншиков вскочил.
— Здравствуй, Данилыч! — сказал великан.
— Здравия желаю, ваше императорское величество, — приветствовал Меншиков.
— А ты кто? — совершенно неожиданно обратился царь к Левину.
— Вашего императорского величества гренадерского конного Гаврилы Кропотова полка капитан Левин.
— Зачем прибыл?
— Для освидетельствования в болезни, государь.
— А службу где начал?
— Под Нарвой, ваше императорское величество.
Лицо великана нервно задергалось.
— А под Полтавой был?
— Был, государь.
— Теперь в деревню захотел.
— В монастырь, ваше величество.
— А! В дармоеды записаться... бороду растить... О! Бородачи! Бородачи! Доберусь я до вас...
Лицо его было страшно. Оно автоматически дергалось. Глаза горели.
— Чем ты болен?
— Падучей, государь.
— Вели свидетельствовать его наистрожае, — обратился царь к Меншикову.
Тот поклонился.
— Ступай, — сказал царь Левину.
Левин вышел как ошпаренный. Возвратясь к Лебедке под самым тяжелым впечатлением, он застал там старца Варсонофия, что-то объяснявшего первому.
— Ну что? — спросили оба.
— Был, — отвечал Левин.
— Что ж он сказал?
— Ничего. Царь помешал.
— Так у него царь?
— При мне пришел.
— Говорил с тобой?
— Говорил. Сердитый такой. Как узнал, что в монастырь прошусь, в неистовство пришел. «В дармоеды, говорит, записаться хочешь, бороду растить. Я, говорит, доберусь
— Бабушка надвое сказала, — спокойно заметил Варсонофий.
— Так, так, — улыбаясь сказал Лебедка, — кабы у бабушки бородушка, была б дедушкой... Что ж, велел свидетельствовать?
— Велел наистрожае.
— Ничего. На то сито, чтоб чище сеяло.
Разговор перешел на тягости времени.
— Последние времена, последние времена, — повторял Варсонофий.
— И я тако ж слыхал, — сказал Лебедка. — Одиннадцать лет тому назад был я в Новегороде. Повстречался я там на базаре с своим бывшим духовным сыном, с новогородским с посадским человеком, с Гаврилою Нечаевым. Был этот Гаврила в брынских лесах у святых отшельников. Прожил он там не мало время. Так этот Гаврила сказывал, что антихрист уже прииде на землю и в книгах-де это написано.
— Знаю я эти книги, — заметил Варсонофий. — Списаны оне рукою книгописца Григория Талицкого, приявшего от царя лютую казнь лет восемнадцать тому назад. Писаны книги те с древних рукописании, и наименование им таково: первая книга — «О пришествии в мир антихриста и о летах от создания мира до скончания света», другая книга именуется «Врата». По сим книгам подлинно выходит, что осьмой царь — антихрист и есть Петр, похитивший имя царя.
— Воистину антихрист, — подтверждал Лебедка. — Он и сына своего не пощадил, бил его, и царевич не просто умер: знамо, что он его убил, понеже царевич в гарнизоне содержался и пытан был. А царевич был добрый человек, он и мне добро делывал: когда мы были за морем в Померании, царевич берег меня.
— И я слыхал, что он подлинной антихрист, — заметил Левин. — В 716 году, когда мы стояли в Харькове, летом к дому моему подъехали три монаха, неведомо какие, все трое образом равны и говорят по-русски, только на греческую речь походит. Остановились они против моей квартиры и стали ко мне проситься. Я с великою радостию принял их обедать со мною. Разговорились. «Откуда, спрашиваю, едете и куда?» — «Из Ерусалима, говорят, от Гроба Господня в Санктпетербург, смотреть антихриста». — «Какой там антихрист?» — спрашиваю. — «Которого вы называете царь Петр Алексеевич — тот и антихрист. Прибудет он в столицу и не долго-де там будет, отъедет в Казань, и в те-де времена уже покою не будет...» Монахи эти и крестом с мощами благословили меня, тут он — на мне.
— Все сбывается по Писанию, — добавил Лебедка, — у нас все это говорят.
— Да и в Малороссии мне сказывали, — пояснил Левин, — что царь — не прямой царь, а антихрист, приводил-де, говорят, царевича в свое состояние, и он-де его не послушал, и за то-де его и убил.
— Недаром знамения на небеси и на земли, — подтвердил Варсонофий.
— Правда. И я таковое знамение видел в 718 году маия 6 дня, — сказал Левин. — У меня и в святцах записано тако: явление было на небеси в полдень, солнце было в кругу великом темном три часа.