Тень каравеллы (Журнальная версия)
Шрифт:
Однако отношения помначхоза и бывшей фронтовой санитарки были чисто дружеские, не более того. Дядя Хвостя никогда не оставался в пристройке на ночь. Так говорили знающие люди – семиклассники. Они же утверждали, что в танке дядя Хвостя никогда не горел, а служил начальником автомастерских, вдали от передовой, и контужен был случайно. Якобы, когда «юнкерсы» бомбили наши тылы, старшина Константин Степаныч оказался крепко выпимши и потому не успел в убежище…
Но я отвлекся! Начал-то с того, как мы с Чижиком шагаем в кино!
…Чижик волок с собой портфель
Часы на старинной двухэтажной почте показывали половину двенадцатого, сеанс начинался ровно в полдень, однако надо было еще купить билеты. Фильм такой, что у кассы наверняка очередь, как в магазине перед праздником, когда дают муку по три кагэ на человека…
Так оно и было! Очередь тянулась по обклеенному афишами кассовому вестибюлю длинными изгибами. Как удав в ящике.
Сердце мое упало (и сердце Чижика, конечно, тоже). Скорее всего, когда мы будем еще далеко от заветного окошка, донесется из него безжалостный, как судьба, голос: «На двенадцать часов билетов нет!» И всё! Как в чувствительной блатной песенке:
Кассирша тетя СоняСказала из окна:«Гуляй на танцы, мальчик,Тут нет тебе кина»…Я без надежды повел глазами по головам очереди. Взрослых почти не было, главным образом пацаны и девчонки примерно нашего возраста. Но знакомых – ни одного…
Однако Чижик вдруг встал на цыпочки и радостно дыхнул мне в ухо:
– Смотри! Там Форик!..
И я среди нескольких голов с косами и бантами увидел танкистский шлем. В таком ходил наш одноклассник Усольцев.
Да, без сомнения, это был он! Но… я не знал, как Усольцев отнесется к нашей попытке примазаться. Чижик на этот раз оказался смелее меня. Снова встал на цыпочки и решительно пискнул:
– Эй, Форик!
И тот увидел нас.
Дальше все пошло как нельзя лучше. Усольцев не показал ни капельки удивления. Правдоподобно обрадовался:
– Я уж думал, не придете! Давайте сюда, скорее!
Мы, счастливо сопя, протолкались к нему.
Вредный толстый первоклассник и три девчонки, стоявшие за Усольцевым, заскандалили:
– Ну чо! Нахальные какие: не стояли, а лезут!
А длинная девица класса из седьмого даже наладила кулак:
– Щас получите!
Усольцев указательным пальцем сдвинул со лба шлем, глянул на длинную спокойными зелеными глазами:
– Я же сразу говорил: занимаю на троих.
– Не говорил ты ничего! Вруша бессовестная!
Усольцев ей возразил с прежней спокойной правотой:
– Как же не говорил, если мы из одного класса! Ты, видать, на оба уха больная.
– Щас будешь сам на оба уха больной! И эти тоже… (Мы то есть.)
Усольцев сказал сожалеюще:
– С виду отличница,
Недавно шел в кинотеатрах старый фильм «Белеет парус одинокий», и очередь оценила остроумное сравнение Усольцева. Общественное мнение склонилось в нашу пользу. Девица это ощутила. Правда, пообещала для порядка:
– Щас как дам «мадам», будешь заикаться до старости…
Усольцев шепнул нам:
– Давайте деньги, а сами идите в уголок, чтобы без скандала. Я куплю три билета, и все дела…
Мы сунули ему свои трешки, а сами протолкались поближе к выходу.
Кассовый вестибюль был просторный, свободного места, несмотря на очередь, хватало. Мы приткнулись к стене под афишей бессмертной комедии «Волга-Волга» и стали ждать.
– А Форик молодец, верно? – шепнул счастливый Чижик.
Я кивнул. В самом деле, хороший человек Усольцев. Проявил классовую (от слов «пятый класс „Б“») взаимовыручку, хотя мы были почти незнакомы.
Он поступил в нашу школу лишь в этом году, причем сперва его записали в пятый «А». Потом что-то у них там вышло с классной руководительницей, та пожаловалась Зинаиде Прохоровне, и завуч недавно перевела Усольцева к нам. Под тем предлогом, что наш класс не так переполнен, как «А».
Для нашего пятого «Б» в начале учебного года не нашлось «крепкого» классного руководителя, его отдали старенькой учительнице ботаники Анне Семеновне. У той едва хватало сил, чтобы вести уроки, и нашим воспитанием занималась сама Зинаида – железная завуч и хозяйка всей нашей мужской школы-семилетки. Директор казался нам личностью тихой и незаметной. Помню только, это был худой, бритый наголо мужчина, который кашлял и на школьных линейках говорил не «пионеры», а «пионэры».
Зинаиду мы боялись: она знала нас как свои пять пальцев. Так и говорила: «Вы мне мозги не закручивайте, я знаю вас как свои пять пальцев». Это была рослая пожилая особа с тугим узлом прически и большим педагогическим опытом.
Зинаида ввела к нам новичка посреди урока. Держала его за плечо. Мы с грохотом встали.
– Тихо, тихо, – поморщилась завуч. – Пожалейте нашу учительницу, мои дорогие… Анна Семеновна, голубушка, запишите этого молодого человека к себе: у вас тут не так тесно… Судя по табелю, в начальной школе учился он неплохо. Правда, отличается излишней самостоятельностью суждений, но, надеюсь, исправится… Ты ведь исправишься?
Новичок уклончиво шевельнул плечами. Плечи казались очень узкими: они были обтянуты слишком тесной суконной курточкой с якорем на рукаве. Зато штаны, сшитые из чего-то похожего на мешковину, были чересчур широки. Они, как казачьи шаровары, нависали над сапогами. Сапоги, старые сморщенные кирзачи, были мальчишке явно велики.
Плечи были узкие, зато голова слишком большая. И квадратная, как почтовый ящик. Эту квадратность подчеркивала стрижка: коричневый короткий ежик был обработан так, как обстригают иногда на газонах кусты, чтобы придать им кубическую форму.