Тень кондотьера
Шрифт:
– Пятно вижу, – ответил я запоздало на его ликующие вскрики. – Только отчего оно доставляет тебе столько радости, искренне не понимаю.
А Подсказчик уже не слышал меня, он будто в транс погрузился, забубнил, размахивая руками, странное:
– Так было и так есть. И всегда так будет. Лишь только перемесится квашня для новой выпечки природы, опять возникнет тонкий серп. И закружится снова колесо.
С этими словами подлетел к столику и крутанул колеса в разные стороны, в результате чего пятно на стене стало быстро-быстро менять цвета. Создавалось такое впечатление, будто неведомый и невидимый художник в упорной попытке добиться
Впрочем, меня всё это как-то не слишком впечатлило, да и времени на все эти высокохудожественные, но малопонятные чудачества не было абсолютно, поэтому, добравшись до выключателя, решительно прервал я сеанс. После чего уселся по-свойски между двумя обнажёнными бронзовыми негритянками в мягкое, похожее на раззявившего пасть бегемота, кожаное кресло и закинул непринуждённо ногу на ногу.
– Зачем?! – жмуря глаза от удара яркого света, взмолился Подсказчик. – Зачем, включил?!
– Хорошего, Рудик, помаленьку, – невозмутимо произнёс я, откидываясь на спинку кресла. – Делу – время, потехе – час.
Тут Подсказчик запротестовал горячо:
– Это не потеха. О, это совсем не потеха, дракон.
– Что ж, – пожал я плечами, – может, и не потеха. Вполне допускаю. Только я, признаться, ничего кроме цветомузыки без музыки здесь не увидел. Впрочем, ради справедливости замечу: незатейливость и отсутствие требующей тонкой настройки прибамбасов выгодно отличает этот незамысловатый прибор от многих других.
Сумасшедший старик, задетый за живое моей неприкрытой иронией, посмотрел на меня с негодованием и потребовал:
– Ерунду не говори, дракон. И не труни понапрасну. Это не цветомузыка никакая, это пособие наглядное к моему новому трактату.
Чего угодно ожидал, но только не такого поворота сюжета, посему примерно изумился:
– К трактату?
– Да, к трактату. – Подсказчик горделиво вскинул дряблый подбородок. – К трактату "О вечном круговороте одинокой души в мироздании противоположностей".
И не успел я каким-либо подходящим образом на это удивительное заявление отреагировать, как тайный любомудр, сбиваясь время от времени на высокопарный слог, погнал сущую околесицу:
– В данном философско-мистическом труде, а, между прочим, есть у меня, чтоб ты знал, и другие, раскрываю я, как и заявлено в названье, новый взгляд на две древние идеи: идею цикличности и идею борьбы антитез. Первая, думаю, известна тебе по работам ряда уважаемых европейских мыслителей. К примеру, Фридриха Вильгельма Ницше, смотри его великий труд об Учителе вечного возвращения. Касательно же противоположностей ещё Эмпедокл писал, что властвуют поочередно они во вращении круга, слабнут и вновь возрастают, черёд роковой соблюдая. Перечитываешь, дракон, Эмпедокла?
– Ага, по средам, – хмыкнул я.
– Зря. Ну и да ладно. Ну и вот. Писать-то об этих материях многие писали, но до меня никто, поверь, дракон, никто не догадался соединить их и рассмотреть в единстве. Представь себе, никто. А я… О, да! Я догадался. И вот теперь послушай. В моей доктрине цикличность душевных преображений и противоположностей борьба суть то едино-неделимое, имя чему Непреходящее Коловращенье или, если без словесных вычур, просто Колесо. Да – просто Колесо. И вот теперь взгляни, дракон, сюда. – Тут Подсказчик характерным ленинским жестом указал развёрнутой ладонью на свою убогую конструкцию. – Ты видишь? Сообразно лунному числу разбито Колесо
Стараясь не вдаваться в этот мусорный выброс воспалённого ума, я с самой первой секунды думал только об одном: оборвать или всё же дать выговориться? Дать выговориться или всё же оборвать? Думал-думал, в конце концов решил: чёрт с ним, пусть продолжает. Не потому так решил, что почитаю святым правом каждого сходить с ума по-своему, а потому что так рассудил: если его от души понесло, если действительно не терпится с кем-нибудь поделиться этой заумной дурью, пусть выплеснет, а как размякнет, тут-то и возьму на встречном курсе голыми руками, а если это он такую клоунаду лукавую специально устроил, что ж, ладно, пусть думает, что я повёлся, пусть потеряет бдительность.
Вот и пришлось мне в результате ещё целых восемь минут слушать эту балалайку бесструнную. Подсказчик, превратившись на моих глазах в докладчика, говорил, говорил и говорил. Целую гору непонятных, но завораживающих слов навалял с лёгкостью человека, страдающей крайней степенью шизофазии. Но, слава Силе, всё в этом мире когда-нибудь заканчивается, исчерпался запал и у Подсказчика. Уже закругляясь, он крутанул по часовой стрелке одно колесо и подытожил:
– Итак, в чём же новизна концепта? А в утверждении она, что эволюция идёт по кругу от первой фазы, полной объективности, к пятнадцатой, полной субъективности, и вновь возвращается к истоку, к преобладанию природного начала. – Выдав это откровение, вернее выдав эту чепуху за откровение, Подсказчик крутанул в том же направлении другое колесо. – Аналогичному пути следует и каждая отдельная душа. Вот так вот оно всё выглядит в общем и целом. Ну? Ты хоть что-нибудь понял, дракон?
– Это, Рудик, не для средних умов, – самокритично признался я, после выразительной паузы. – Но, знаешь, кое-что всё-таки уяснил. Судя по всему, пятно на стене символизирует состояние человечьей души на конкретной стадии интегрированной судьбы. Ведь так?
– Молодец, дракон, суть ты уловил, – в менторском ключе похвалил меня Подсказчик. После чего, запустив напоследок свои пёстрые круги в противофазе, с большим вдохновением прочёл стихи неизвестного мне пиита, а может даже и свои собственные: – Святой выходит из начала горбуном, паяцем грешным добредает до финала. Его горящий лук способен стрелу извергнуть из слепого круга. Из яростно кружащей карусели жестокой красоты и бесполезной, болтливой мудрости. Уродства тела и души юродства.
Выслушал с каменным лицом я и эту белиберду. Не выругался и не рассмеялся, стерпел. Мало того, внёс рационализаторское предложение:
– Знаешь, Рудик, а ведь сюда нужно ещё третье колесо присобачить.
– Третье? – сменив пафосный тон на удивлённо-озабоченный, закружил Рудик вокруг своего детища. – Какое такое третье? Ты о чём это, дракон?
– Я о том, что эволюцию живого и мёртвого ты, Рудик, учёл, кармическое бытие отдельно взятой души тоже, а вот ход мировой истории, сдаётся, позабыл. Она что, по-твоему, не влияет на человеческие судьбы? Как по мне, так даже очень.