Тень королевы, или Слеза богини
Шрифт:
— Ну, удовлетворена? — спросила я. — Нам можно идти дальше?
Вероника поджала губы и хлопнула дверью. Ясно. Сегодня разговор за вечерним чаем у подружки примет другой оборот: «Ирка-то какой хамкой выросла! Я сегодня спросила ее папашу, как он себя чувствует, так она мне так нахамила, что и вспоминать не хочется! С другой стороны, понятно, конечно... Девчонка без матери осталась, отец со сдвигом, кому ее воспитывать? И не говори! Жалко девчонку...»
Почему-то я уверена, что все перемывания костей ближним, сплетники заканчивают богоугодными сожалениями.
Дескать, не просто в чужом белье копаемся, а жалеем несчастных. Добрые такие.
Поменьше бы их было, таких добрых.
Когда мы вышли во двор, отец привычно напрягся. Мир вокруг стал для него враждебной средой, полной ловушек. И, несмотря на то, что ярко светило солнце, воздух пах цветущей сиренью, а дворничиха сегодня особенно тщательно вымела двор, этот мир отца не радовал.
— Посидим? — предложила я, указывая на скамейку.
— Хорошо, — согласился отец. Его голова втянулась в плечи.
— Пап, все в порядке, — повторила я. — Все хорошо. Никто нас не обидит.
— Да, — повторил папочка. Но я видела, что он мне не поверил.
Тем не менее он покорно пошел следом за мной к скамейке и уселся на самый край.
— Облокотись, — призвала я. — Так удобней!
— Спасибо, мне хорошо, — ответил отец и окончательно спрятался в своей раковине.
Я вздохнула и поерзала по деревянному сиденью. Ну, ничего. Пускай хоть немного воздухом подышит.
Двор дома в это время был почти пуст. Только сидели возле своих подъездов две-три пенсионерки и грели на солнце косточки.
Оно и понятно. День будний, народ давно на работе, только я осталась не у дел. Интересно, что будет, если я не захочу выходить замуж за Лешку? Тетя Женя уволит меня с работы или нет?
Нет, конечно, нет! Она не подлая и не мстительная женщина. Она добрая, сильная и справедливая. И потом, она меня не из жалости держит. С работой я справляюсь, клиенты меня любят, товар продается хорошо... С чего ей меня увольнять?
Конечно, тетя Женя очень хочет видеть в качестве невестки именно меня. Во-первых, потому что мы живем рядом почти всю сознательную жизнь. Тетя Женя все про меня знает и не опасается никаких неприятных сюрпризов. Во-вторых, потому что ее, как и любую московскую мамочку, преследует образ корыстной провинциалки, мечтающей о столичной прописке.
Впрочем, это пустяки.
Почему-то мне кажется, что даже если Лешка приведет домой девушку-лимитчицу, тетя Женя, немного поворчав для приличия, в конце концов с этим смирится. И даже подружится с невесткой.
Незаурядная она женщина.
Все местные бомжи ходят к ней за чаем.
Да-да, я не оговорилась!
Зимой, когда эти несчастные замерзают на улицах, тетя Женя взяла за правило выдавать им — в термосе, банках, кружках, в чем угодно — горячий чай. Может, это не так уж и много, но она делает, что может, чтобы хоть немного помочь людям. Многие ли из нас могут похвастаться тем же?
Из-за этого тетя Женя имеет массу неприятностей с соседями, которым не
Знаете, что самое интересное?
Этот мужик исправно посещает церковь.
Больше того. Считает себя верующим и христианином.
Я так и вижу, как он выстаивает службу. Огромный, красномордый, с постным выражением лица. Как он крестится в нужных местах и благоговейно склоняет толстую шею перед распятием.
Как он умиляется самим собой.
Иногда мне бывает интересно: зачем люди, подобные ему, ходят в церковь? Они же там ничему не учатся!
Не понимаю...
Вообще, мне кажется, что диалоги бога с людьми похожи на игру в испорченный телефон. Бог говорит, люди слушают. Потом переглядываются, перетолковывают сказанное так, как им удобней, и, довольные, расходятся по домам.
Поведение людей меня в данном случае не удивляет. Меня поражает терпение бога. Ему не надоело разговаривать впустую?
Как говорила одна моя школьная преподавательница, «педагог должен обладать неутомимостью попугая».
Наверное, подобная неутомимость должна быть и у бога. И то, не гарантия, что он достучится до глухих, не желающих слышать, и слепых, не желающих видеть.
Зачем он с нами возится? Я бы на его месте давно плюнула.
— Ира!
Я очнулась и повернула голову.
— Что, папа?
— Пойдем домой, — робко попросил папочка. — Я уже нагулялся.
Я взглянула на запястье. Нагулялся за полчаса.
— Тебе здесь совсем не нравится? — спросила я с горечью. — Смотри, какая погода хорошая!
— Я на балконе посижу...
— Ну, хорошо, — капитулировала я. — Пойдем домой.
Врач предупредил меня, что ломать папин страх не нужно. «Время и терпение, — повторил он несколько раз. — Только время и терпение. И тогда, возможно...»
Врач не договорил, но я поняла. Возможно, отец ко мне вернется. А возможно, и нет.
На этот раз папа не стал отказываться от лифта. Страх перед враждебным внешним миром так изматывал его, что он даже начал немного задыхаться. Я стояла рядом с отцом в тесной кабинке, крепко держала его под руку и чувствовала, как быстро и сильно колотится его сердце.
Мне хотелось плакать от жалости и бессилия.
Дома я напоила отца чаем с медом и уложила его на диванчик в гостиной. Подсунула под руку книжку, которую отец изредка пытался читать, и попросила:
— Отдохни, хорошо?
— Хорошо. Ты уходишь?
— Ухожу.
— Надолго?
— Не знаю. Ты боишься остаться один?
Папочка помотал головой.
— Нужно же мне знать, когда ты вернешься, — ответил он рассудительно.
Я не стала обольщаться этими всплесками разумности. Они были только поведенческими рефлексами, стереотипами, заложенными в подсознании. Ну, все равно, что вымыть руки или почистить зубы, не более того...