Тень Лучезарного
Шрифт:
– Тени, – пожала она плечами. – Белесые жгуты, которые жалят острыми языками. Я бы даже сказала, что один пласт тумана, вооруженный сотнями жал. Он поднимается из земли, из болота, из воды, из снега всякий раз, когда мы пытаемся приблизиться к Кируму!
– А мы с Игнисом видим воинов, – посмотрела на принца Брита. – Для нас они выходят из-за деревьев, появляются ниоткуда, но…
– Но пройти их мы не можем, – кивнул Игнис. – Как ты сказала, Бибера? Пласт тумана поднимается из земли, болота или воды всякий раз, когда мы пытаемся приблизиться к Кируму? А если нам не идти к Кируму?
– Подожди, –
– Кажется, Светлая Пустошь не пускает нас именно к Кируму, – ответил Игнис, осматривая не слишком хороший ардуусский меч, который, судя по зазубринам на клинке, вряд ли мог послужить ему долго. – Как раз над Кирумом стоят эти дымы на горизонте или мглистые смерчи.
– Светлая Пустошь? – не поняла Брита.
– Хорошо, – махнул рукой Игнис. – Кто-то не пускает нас к Кируму. Уж больно эта магия не похожа на все, что мне приходилось испытывать в Пустоши. Но кто бы это ни был, нам в Кирум и не надо. Мы уже обходили эту мерзость и с востока, и с запада, везде она. Но переправа ведь не только у Кирума? Уйдем к северо-востоку, до отрогов Балтуту тут едва ли будет полсотни лиг. А потом пойдем не к Кируму, а к Фиденте. Обогнем поганое место. Тем более наши припасы на исходе, мы не можем бесконечно тыкаться в это марево. Доберемся до Фиденты уже завтра к вечеру. Вряд ли кто-нибудь сможет нам помешать. Кажется, сейчас на этой равнине, кроме странного морока, нет ничего. Погань пока иссякла.
– А почему нити, которые дал нам Софус, не помогают? – не унималась Бибера. – Не помогали, когда мы рубились с поганью, не помогают и теперь. Колдун ведь сказал, что Светлая Пустошь будет видеть в нас слуг?
– Они побледнели, – пробормотал Игнис, рассматривая желтоватую нитку на запястье. – Начали бледнеть с первого дня. Я бы не полагался на такую защиту. К тому же мне приходилось видеть, как именно такая нить подчиняла себе. И подчиняла непростого воина, очень непростого.
– Так, может, нам снять их? – насторожилась Брита.
– Подождем, – задумался Игнис. – Я не знаю, что будет, если мы их снимем. Давайте хотя бы покинем эту равнину, уйдем из Пустоши.
– А у нее все еще есть границы? – скорчила гримасу Бибера. – Мне так кажется, что она раскинулась на всю Анкиду.
– И что с того? – раздраженно пробурчала Брита. – Из металла, что хватит на кубок, можно выковать шлем, но вряд ли он защитит в битве.
– А кубок защитит? – рассмеялся Игнис.
– Несколько кубков, – снова скривилась Бибера и спросила: – Но кто распоряжается Светлой Пустошью?
– Не знаю, – ответил Игнис и посмотрел в сторону покинутого Ардууса. – Пока не знаю. Поспешим. Скоро начнет вечереть.
Они выбрались на перекресток уже в сумерках. У небольшой часовни сходились пять дорог. Одна из Ардууса, другая из Тимора и Бэдгалдингира, третья из Аббуту. Две дороги уходили на юг – одна в Кирум и Фиденту, другая в родной для Игниса Лапис. Принц спешился, ударил кулаком по граничному столбу Ардууса, что торчал недалеко от часовни, оглянулся:
– Остановимся здесь. Завтра пойдем по лаписскому тракту, свернем к Фиденте уже у реки.
На мгновение принц закрыл глаза и вспомнил, как почти семь лет назад он вместе с отцом и матерью, с
– Энки благословенный, – послышался голос Бриты.
Игнис повернул голову. Его спутницы стояли у камня, лежавшего возле начала одной из дорог. Из гранита торчали потемневшие от времени бронзовые рукояти, между ними, как будто выжженная в камне, вилась надпись – «Сор Сойга, дакит, благословение Энки, тысяча четыреста девяносто девять».
– Вот мы и свиделись, – прошептал Игнис и тут же поморщился, словно попытался разогнать накативший не только на древнюю равнину, но и на него морок. – В часовне как будто есть дрова и даже немного сена. Разводим костер. Надо растопить снег и напоить лошадей. Судя по отсутствию следов на дороге, пару недель на ней уж точно не было никого. Завтра к вечеру попробуем добраться до переправы. Надо поспешить, да и припасов у нас осталось немного.
Пробуждение оказалось ранним. Но не потому, что солнечные лучи разбудили путников, или мороз подобрался к ним, несмотря на тепло от костра и теплые одеяла, хотя неприятный сырой ветер и овевал лица. Накативший ужас заставил открыть глаза Бриту и Игниса. У столба стоял мурс. Лицо его белело бледным пятном, горло перехватывал алый, словно горсть болотной ягоды, шарф или платок. Все остальное – длинные волосы, провалы глаз, балахон – были черно. Преодолевая оцепенение, Игнис стиснул кулаки, попытался вспомнить заклинание отворота, но призрак уже поблекнул и исчез.
– Веп, – разомкнула губы Брита.
– Откуда ты знаешь его имя? – удивился Игнис.
– Мать научила меня, – ответила Брита. – Даку знают всех оставшихся после Лучезарного мурсов по именам. Я не каждого могла бы узнать, но Вепа не узнать сложно. У него кровь на груди. Видел?
– Разве это не платок? – не понял Игнис.
– Кровь, – уверенно проронила Брита. – Течет и не сворачивается. Поскольку Веп присматривает за Светлой Пустошью, а там этой крови пролито столько, что она не иссякнет никогда.
– Он мог вселиться в одного из нас? – спросил Игнис. – Чего он хотел?
– Не знаю, – отрезала Брита. – Вселиться вряд ли. В тебя так просто не вселишься, а я защищена амулетами. Да и так… научена разному. А Бибере плевать на мурсов. На нее и в самом деле не действует магия. К тому же Веп никогда ни в кого не вселялся. Я, во всяком случае, слышала, что он и в таком виде может держать в руке меч. Он один из самых сильных.
– Сколько их всего? – спросил Игнис.
– Около двух десятков, – ответила Брита. – Но вроде бы половина из них уже не здесь. Развоплощены. Я мало что могу сказать об этом.
– О чем? – зевнула, потягиваясь, Бибера.
– Мы видели мурса, – объяснил Игнис.
– Почему ж вы не разбудили меня? – обиделась Бибера.
– Потому что мы не в балагане, – ответила Брита. – Я думаю, нам нужно поспешить. Сегодня что-то должно случиться.
– Что именно? – не поняла Бибера.
– Что-то, – ответил Игнис, приглядываясь к низким и темным облакам. – Такое ощущение, что чаша полна и что-то вот-вот перехлестнет через край. Поспешим. Должен же быть край у этой черной равнины?