Тень луны

Спайс Вирджиния

– Сколько еще придется ждать?

– Я же сказал, завтра она будет дома, – ответил детектив.

– Я должен увидеть ее сейчас, – твердо произнес господин.

– Я дам вам ее домашний адрес, месье. Сожалею, что мне не удалось вовремя найти ее. Если бы вы пришли раньше… Да, все могло бы быть по-другому. Попасть в клинику невозможно. Это запрещено.

– Дайте мне, пожалуйста, адрес. Я должен как можно скорее пойти и увидеть ее!

– Да.

Сыщик что-то быстро написал на листке и передал его гостю. Тот опустил глаза, читая

записку.

– Это же так близко. Я не знал, где она жила все эти годы. Теперь слишком поздно, слишком поздно. Судьба безжалостно наказывает нас за легкомыслие и максимализм молодости.

Он глубоко вздохнул, положил записку в карман и поднялся.

– Я ценю то, что вы сделали. – Он подал Плюга руку. – Знаете, вы единственный, кто добился успеха. Я вам очень благодарен.

– Я сделал все, что мог, – почтительно ответил Плюга.

– Утром я пришлю последнюю часть вашего гонорара.

С этими словами посетитель направился к двери. Детектив последовал за ним.

– Хорошо, месье. У вас есть экипаж?

– Нет. Я отпустил извозчика, который привез меня сюда.

– Если хотите, возьмите мой. Ночь – не самое лучшее время для прогулок в этом районе.

– Благодарю. Мне нужно пройтись, – ответил взволнованный гость.

– Разве нельзя отложить ваше путешествие? – Плюга сдержанно кашлянул в кулак и опустил глаза.

– Вы знаете о нем? – встрепенулся господин.

– Как же, об этом пишут все газеты. Вы ведь знаменитость. Вы покидаете Францию завтра?

– Нет, не совсем. Корабль отплывает через два дня. Завтра я отбываю в Антиб.

Гость вышел на улицу, в прохладу и сырость весенней ночи. Плюга пожелал ему доброго пути, но господин с бакенбардами даже не обернулся. Улыбаясь, сыщик медленно закрыл дверь, а, обернувшись, увидел женщину. Улыбка исчезла с его лица. Ни он, ни она, не произнесли ни слова, но оба прекрасно поняли друг друга.

Спустя четверть часа детектив, сидя у огня с путеводителем в руках, вдруг неожиданно отложил его в сторону. Поднявшись, он направился к серванту асимметричной формы, где в открытой нише стояла шкатулка. Он взял ее и снова вернулся в кресло.

Это было прекрасное высокохудожественное изделие из серого клена, украшенное по бокам рельефной резьбой с орнаментом из лилий и ирисов с удлиненными изогнутыми стеблями. Центральную часть крышки украшала овальная цветная мозаика. Края шкатулки были обрамлены металлом.

Поистине это было великолепное произведение прикладного искусства. Но не сама шкатулка, а ее содержимое привлекало внимание Луи Плюга.

Сыщик достал крупный необработанный камень зеленого цвета. Положив его на ладонь, он долго рассматривал и любовался сверкающим блеском драгоценного камня, и медленно, с удовольствием ощупывал его пальцами. Потом отвел глаза, улыбаясь бледными губами, и вдруг, быстро заперев камень в шкатулке, разразился громким смехом.

Глава 1

Неделю

спустя.

В сумеречной комнате стояла такая тишина, что даже тиканье часов было невыносимо громким. С площади Этуаль едва доносился городской гул, казавшийся нереальным здесь, в этом доме. В постели лежала больная женщина, а рядом, в кресле у самого окна, сидела девушка. Женщина пошевелилась и что-то невнятно сказала. Девушка поднялась и присела на край кровати.

Она ласково погладила руку больной, заглянула в ее лицо. Женщина улыбнулась и тихо произнесла:

– Жоан.

– Да. Тебе больно, мама? – прошептала девушка. – Если хочешь, я еще дам тебе лекарство.

Жоан Тимар отчетливо сознавала, что матери осталось жить недолго, и хотя смириться с этим ей было невыносимо трудно, она старалась держаться, и делала все, чтобы хоть чем-то облегчить страдания несчастной Констанции.

Девушка безмерно любила свою мать, но отца не знала и никогда не видела. Мать мало рассказывала о нем, а на расспросы дочери часто отвечала молчанием. С тех пор как она слегла от тяжелой болезни, Жоан и вовсе не касалась этой темы.

– Нет, – ответила Констанция Тимар, – лекарства не нужно. Боль оставила меня, и мое тело сейчас отдыхает. Какое блаженство, Жоан, не чувствовать боли!

Она улыбнулась и добавила:

– Мне нужно поговорить с тобой, дитя.

– Не надо, мама, побереги свои силы, – испуганно сказала девушка, поправляя подушки.

– Жоан, пожалуйста, выслушай. Действительно, у меня мало сил, и я не могу тратить их на уговоры. Я знаю, что умираю. Мне тяжело оставлять тебя, дитя. Грустно от мысли, что ты будешь одна. Но это не совсем так, Жоан. Есть тайна…

– Не надо, мама, – голос Жоан дрогнул. – Какие еще тайны? Так ли это важно сейчас? Прошу тебя, не волнуйся. Я не хочу, чтобы к тебе вернулась боль.

Констанция крепко сжала руку дочери.

– Я должна кое-что рассказать, Жоан. Тебе следовало знать это раньше. Всему виной моя гордость и отсутствие храбрости. Из-за этого ты много потеряла, Жоан. Теперь я понимаю, насколько была неправа.

– Мама.

– Тише. Это важно. Я хочу рассказать о твоем отце.

– Не думаю, что стоит говорить о нем сейчас, мама. Он не был частью моей жизни. Я даже не знаю его!

– Ты очень похожа на него, – тихо произнесла Констанция.

– Мама! – протестующе воскликнула Жоан. Ей не понравились слова Констанции. «Похожа, надо же! Этот человек когда-то бросил ее мать. Он не достоин того, чтобы говорить о нем», – думала Жоан.

– Однако, это так, – продолжала мать. – Помнишь, я была против того, чтобы ты изучала археологию?

– Я думала, ты была против потому, что считаешь образование необязательным для женщины.

– Я не верила, что ты пойдешь учиться в университет. Но больше всего меня удивил выбор твоей профессии.