Тень мечей
Шрифт:
Мириам вырвалась из его объятий, как тонущий выныривает на поверхность в надежде последний раз глотнуть воздуха. Она хотела продолжить поцелуй, забывшись в порыве страсти, и боялась этого.
Саладин смотрел на спутницу, его бледное лицо горца разрумянилось. Какая бы сила ни охватила ее, она затронула и султана.
— Что ты скажешь, если я предложу тебе присоединиться к моему гарему?
Ну, это уж слишком! Слишком много событий для одного летнего дня. Она обязана положить этому конец, пока ее саму не поглотило безумие.
— Я бы ответила, что недостойна такой чести.
— А если
Мириам заставила себя посмотреть в глаза султану. Казалось, что она смотрит прямо на солнце. Однако даже не моргнула.
— Но, сеид, ты уже взял в жены четырех самых красивых женщин халифата. Насколько я понимаю, больше жениться тебе вера не позволяет.
Саладин помолчал, пристально разглядывая ее лицо.
— Это правда. Но тебе не нужно быть моей женой, чтобы делить со мной ложе, — ответил он.
Его слова резанули, словно нож, она почувствовала, как внутри все закипает от гнева, — совершенно неподобающее поведение для вассала в присутствии короля. Она отстранилась от него, и на этот раз он не стал удерживать ее.
— Дядя говорил, что ты мудрый правитель, а не тиран. Могу я говорить откровенно, как тогда, в тронном зале?
Саладин улыбнулся, даже Мириам с ее наметанным глазом не могла понять по лицу султана, о чем он думает. Может, своими словами она подписывает себе смертный приговор?
— Вне всякого сомнения. Меня окружают подхалимы. Приятно услышать правду, — ответил он.
Она собралась с духом и бросилась в омут с головой.
— Не стану отрицать: предложение быть с тобой — заманчиво, — начала она. — Но я свободная женщина. Я не позволю запереть себя в гареме в качестве любовницы. Даже в золотой клетке султана.
Уф! Сказала наконец.
Саладин замер как громом пораженный. Он не сводил с нее глаз.
— Ты поистине храбрая женщина. Ни одна женщина никогда так со мной не говорила.
Мириам почувствовала, как екнуло сердце. Внезапно все детские фантазии о прекрасном принце на белом коне, который увозит ее в далекие замки, исчезли. Она стояла перед самым могущественным мужчиной на земле, ухаживания которого только что отклонила. Сейчас она узнает истинную сущность власти Саладина.
— Значит, дядя ошибался? Сегодня вечером моя голова будет висеть на дворцовой стене? — единственное, что ей удалось вымолвить. Если суждено умереть, то она скажет все своему палачу прямо в лицо.
Саладин помолчал, а потом рассмеялся. И это был не холодный, натянутый смех обиженного мужчины, желающего скрыть уязвленную гордость. Нет, это был искренний смех взрослого человека, которого в веселой игре оставило с носом любимое дитя.
— Я восхищен твоим характером, Мириам, — смеялся он. — Если ты придешь ко мне, то по собственной воле, а не под страхом меча. Мир тебе, дочь Исаака.
Потом самый могущественный человек на земле молча повернулся и пошел прочь из сада, оставив ее наедине со шквалом эмоций, бушевавших в душе этим теплым июльским днем в Иерусалиме. Мириам перевела дух и пошла назад, к повозке, которая доставила ее домой к субботнему ужину. Она не заметила закутавшегося в плащ мужчину, который следил за ней, скрываясь в постепенно удлиняющихся тенях сада.
Глава 13
СУЛТАНША
Султанша
— Кто эта девчонка? — с холодной яростью спросила султанша. Большие миндалевидные глаза — отголосок персидских корней ее бабушки — пылали, как беспощадное солнце в пустыне.
— Племянница Маймонида, недавно прибывшая из Каира, — ответил Эстафан еще более высоким, чем обычно, голосом. Задание было не из приятных, и его довольно робкий характер едва мог выдержать напряжение порученной ему слежки. Эстафан, конечно, незаметно все разведал, прежде чем предстать перед госпожой. Выяснил даже имя девчонки, с которой встречался султан. Ясмин ожидала подробного доклада о малейших изменениях при дворе, а если ей не угодишь, то не слишком осведомленного вестника, вероятнее всего, ожидали неприятности — например, несчастный случай в темных уголках гарема.
— Еврейка? — По тону Ясмин было ясно, что к гневу примешивалось недоверие. Она жестом велела наложнице прекратить массаж. Африканская красавица отступила, а Ясмин повернулась к евнуху, принесшему плохие новости. Исходящая паром ванна покрылась рябью и пеной, что напоминало бурю, разбушевавшуюся в душе красивой царственной купальщицы.
— Да, султанша, — ответил евнух дрожащим голосом и подумал: «Может, не стоило проявлять такое рвение в расследовании?»
— И она отвергла моего мужа? Должно быть, она сошла с ума.
— Вне всякого сомнения. — Эстафан давно понял, что лучше соглашаться с сильными мира сего, — реже будешь попадать в неприятности.
Ясмин вышла из горячей ванны. Эстафан по привычке отвернулся, хотя, будучи кастратом, он едва ли мог получить удовольствие от любования совершенной фигурой султанши. Его госпожа потянулась за льняным полотном и прикрыла свою роскошную грудь, а наложница-африканка начала расчесывать гребнем из слоновой кости черные как смоль волосы.
Ясмин воздела глаза к потолку — она часто делала так, когда над чем-то размышляла. Она вглядывалась в украшенные фресками высокие арки над головой, но ее голова была слишком занята другим, чтобы обращать внимание на искусно выписанные полевые цветы, на их усыпанные рубинами и сапфирами лепестки. Как бы там ни было, она видела и не такие шедевры в отцовском дворце в Дамаске, ее мало интересовал простоватый левантийский [43] стиль. Сейчас ее заботили совершенно другие вещи.
43
Левант — общее название стран восточной части Средиземного моря.