Тень мечей
Шрифт:
— Боже! — вскричал Ричард, и это было единственное, что он мог сказать в этот миг. Разум отказывался верить тому бедствию, которое разворачивалось на его глазах.
Уильям с выражением неизбежности грустно наблюдал за водоворотом тонущих мужчин и животных, как будто именно этого и ждал.
— Полагаю, сир, вот и предзнаменование.
Ричард смерил рыцаря гневным взглядом. Нет, его не победить! Во всяком случае, не так легко. Король спрыгнул с коня и быстро освободился от лат. Уильям с остальными рыцарями последовали его примеру. Ричард бросился в реку и поплыл в самый водоворот барахтающихся тел. Волна накрыла короля, и он почувствовал, как идет на дно. Он захлебнулся грязной, перемешанной с илом водой, и на одно ужасное мгновение ему
Он протянул руку к солдату, плывущему лицом вниз в этом хаосе.
Король схватил мужчину, немолодого крестьянина в поржавевшем нагруднике, бывшем, вероятно, древней семейной реликвией после давно забытого сражения со скоттами, в котором участвовал еще его дед. Когда солдат стал хватать ртом воздух, Ричард потянул его к берегу реки. Король уложил крестьянина на поросшем травой холме, но было уже поздно. Старый организм, подорванный тяжелым физическим трудом, не смог пережить потрясения от погружения в ледяную воду. Ричард едва сдержал слезы разочарования, когда храбрый солдат, который покинул родной дом, чтобы последовать за своим королем, поднял на него свои угасающие глаза.
— За Иерусалим, мой король… — из последних сил, харкая водой, произнес он. Ричард протянул руку и бережно закрыл глаза мертвецу.
— Клянусь, мой вассал. Клянусь тебе…
Король с мрачной решимостью наблюдал за тем, как его солдаты вытаскивают на берег тех, кто очутился в смертельных объятиях ледяной реки, однако многие так навсегда и сгинули в ее пучине. От постигшей его войско несправедливости в глазах Ричарда пылал гнев, но сердце словно окаменело. Он не повернет. Не может повернуть назад.
Кто-то — он не помнил кто — однажды сказал ему, что Бог — великий насмешник. Вероятно, Всевышний находит смешной трагедию, ознаменовавшую начало его священной миссии. Честно говоря, Ричард понятия не имел, какой бог мог создать настолько несовершенный и ущербный мир, в котором оказалось человечество. Мир, где страдания и несправедливость неразрывно связаны с радостью и красотой, — даже крики его умирающих солдат смешались с пением беззаботных птиц, парящих в безоблачном небе. Но в одном Ричард нисколько не сомневался: у него есть предназначение, которому не помешают ни смерть, ни беда. И где-то в глубине души молодой король знал, что его предназначение свершится лишь тогда, когда он встретится лицом к лицу с человеком, который принес смерть и позор в самое сердце христианского мира. Когда Ричард Львиное Сердце встретится на поле боя с Саладином, мир наконец увидит настоящее лицо и Бога, и человека.
Глава 15
СПОР С СУЛТАНОМ
Пожилой раввин мялся у кабинета султана. Вездесущие близнецы-египтяне возвышались по обе стороны от резной железной двери — как обычно, наизготовку со своими смертоносными ятаганами. Маймонид припоминал, что их, кажется, зовут Хаким и Салим, последний чуть выше и крепче своего в остальном похожего как две капли воды брата. Несмотря на особое благоволение Саладина к раввину, Маймониду так и не удалось завоевать расположение этих двух стражей за долгие годы службы в Каире. Мало что изменилось с тех пор, как они вошли в Иерусалим, и два гиганта с привычным подозрением разглядывали раввина.
— Какое у тебя дело к султану? — прошепелявил тот, что повыше. Уже по его тону было понятно, что он считает раввина лишь очередным безымянным просителем, который жаждет получить непрошеный доступ к главе государства.
— Личное, — решительно ответил Маймонид. Стражи не пошевелились.
— Султан занят, — произнес тот, что пониже. С этими словами оба отвернулись от раввина, потеряв
Маймонид постоял еще немного, но потом решил — дело того не стоит. То, что он хотел сказать, может подождать. Повернувшись спиной к облаченным в черное охранникам, раввин, признаться, в глубине души испытал облегчение. Хотя султан благоволил к нему, старый лекарь боялся заговорить с ним о том, что не давало ему покоя. Существуют, в конце концов, границы дозволенного в отношениях между султаном и скромным советником, даже если Саладин обычно обходится без лишних формальностей. Не стоит испытывать терпение и задевать самолюбие султана, особенно идя на поводу у дворцовой молвы.
Но Бог с его неподражаемым чувством юмора так легко не собирался отпускать старика. Едва тот развернулся, чтобы направить свои стопы по ярко освещенному, отделанному мрамором коридору в открытую для всеобщего доступа часть дворца, как дверь кабинета распахнулась и вышел Саладин.
— Мне показалось, что я слышу твой голос. — Султан весь так и лучился радостью и выглядел сегодня чрезвычайно молодым. Маймонид поморщился, догадываясь о причине отличного настроения своего друга. Может, в конце концов, и не стоит откладывать этот разговор в долгий ящик?
Маймонид повернулся к султану и низко поклонился.
— Готов ли ты уделить мне минуту своего времени, сеид? — Маймонид старался говорить как ни в чем не бывало, но в голосе звучали резкие нотки.
Саладин внимательно взглянул на раввина, и улыбка на его лице постепенно угасла.
— Разумеется, — ответил он после секундного молчания. — Проходи в кабинет, там поговорим.
Маймонид решительно миновал громил-близнецов, которые продолжали стоять не шелохнувшись — на мрачных лицах не было и намека на извинение за то, что всего мгновение назад они отказались его впустить. Если султан желает принять старого еврея — его право, но стражи явно полагали, что этот раввин — недостойная для их повелителя компания.
Маймонид последовал за Саладином в покои, стража захлопнула за ними обитую железом дверь. Комната оказалась просторной, но почти без мебели — во вкусе Саладина, сторонника аскетизма. Голые белые стены из известняка, лишь один большой гобелен напротив сводчатого окна, выходящего в дворцовый сад.
На полотне ручной работы в изумительных оттенках бирюзового, темно-красного и зеленого была изображена легендарная «Ночная прогулка», во время которой, как гласило предание, Мухаммед перенесся из Мекки в Иерусалим на спине своего Бурака — чудесного коня с телом лошади, головой женщины и крыльями птицы, а потом вознесся через семь небес к Аллаху. На богато расшитом гобелене в мягком стиле современных персидских мастеров был изображен Пророк с лицом, полностью закрытым вуалью, как того требовали строгие исламские законы (запрет изображать человеческое лицо разделяли и семитские религии). Пророк величественно парил в небесных сферах в сопровождении Гавриила и ангелов — все безбородые и, на взгляд раввина, похожие на китайцев. Особенно сильное впечатление на Маймонида произвел Бурак, на котором восседал Пророк. Поскольку Маймонид разбирался в религиях, он знал, что легенды о Бураке поразительно напоминают крылатых серафимов, охраняющих ковчег Завета. [47] А будучи египетским гражданином, он не мог не увидеть сходства еврейских и мусульманских легенд с величественным сфинксом, охраняющим пирамиды. И такое поразительное сходство культур и религий на протяжении тысяч лет уже давно убедили его в том, что вера в Бога, хотя и принявшая бесконечное разнообразие форм, едина для всего света.
47
Ковчег, в котором хранились каменные скрижали Завета с Десятью заповедями — легендарная и величайшая святыня еврейского народа.