Тень моей любви
Шрифт:
Он наклонился к ней, стараясь быть предельно обаятельным, и я слышала, как она прошептала:
– Дорогуша, если вы боитесь, что у вас что-то украдут, то перестаньте следить за моими юными помощниками и сосредоточьте свое внимание на той даме напротив. У нее старческий маразм и дурная привычка прятать не принадлежащие ей вещи в карманах своего пальто.
У продавца отвалилась челюсть. Он поправил галстук. Я пришла в ярость. Значит, он боялся, что Рони – жулик. Продавец направился к прабабушке, глаза его растерянно
– Может, мои бабушки и сумасшедшие, но они не крадут, сэр. Мой, мой… приятель тоже. Оставьте нас в покое, а то он вас поколотит.
Продавец вытер вспотевший лоб.
– Не надо было бросать курсы буфетчиков, – упрекнул он сам себя и, вздохнув, отошел к прилавку с парфюмерией. Наверно, решил, что лучше всего спрятаться от нас всех.
Вернулась бабушка Дотти. Я кратко поведала о пропущенных ею событиях.
Она на секунду закрыла глаза, потерла лоб загорелой, с пятнами от табака рукой и сказала:
– Заканчивайте, горошинка, и поедем домой, у меня голова болит.
Дальше все произошло очень быстро. Маленький шалун проскакал мимо нас. Его мама, устало взмахнув рукой с наманикюренными ногтями цвета персика, ласково сказала:
– Джимми, дорогой, осторожно.
Неожиданно из примерочной появился разъяренный отец и схватил сына за ворот рубашки.
– Я тебе велел не путаться под ногами, – сказал он громко и так тряхнул малыша, что тот заплакал. – Веди себя прилично, – приказал отец, но ребенок заплакал еще громче. Женщина беспомощно протянула к нему руки, но мужчина дал ребенку сильную затрещину.
Удар отбросил малыша в сторону, он упал на ковер и зарыдал.
Я была в шоке. Я только однажды видела, как мама шваркнула щеткой по ногам Брэди, когда он выругался. Папа шлепнул меня за все годы всего несколько раз, но это бывало так редко, что каждый случай становился легендой. Да и разве сравнишь с тем, что произошло здесь. На маленьком ребенке сорвали зло так грубо и отвратительно, что мне просто стало худо.
Бабушка Дотти положила мне руку на плечо. Она еще сдерживалась, но было ясно, что вот-вот она взорвется, подобно медленно разгоравшейся ракете для фейерверка. “Ну сделай же что-нибудь”, – кричала я про себя.
Мать, покраснев и пряча глаза, подняла ребенка.
– Идите отсюда, – сказал мужчина. – Ты совсем не смотришь за ним. Что я могу выбрать, когда он вертится под ногами? Уйди.
– Извини, – пробормотала женщина, – он просто устал.
Тут мужчина заметил, что мы наблюдаем за ним.
– Вам что, делать нечего? – буркнул он и, отойдя, раздраженно стал рыться в кипе рубашек.
– Какой кошмар! – сказала за нашей спиной прабабушка. – Отвратительно.
– Того, кто так обращается с ребенком, надо бить кнутом, – убежденно заключила бабушка Элизабет.
Они говорили достаточно громко и бросали
Но мои гневные мысли были прерваны.
Насилие творится легко. Справедливость – трудно. Рони, привыкший к первому и не знавший второго, шагнул вперед и схватил мужчину за плечо. Бедно одетый худой четырнадцатилетний мальчик с угрозой смотрел на взрослого мужчину. Молодой волк против раскормленного дога. Лицо Рони было искажено яростью.
– Ну, ты, сукин сын, – тихо сказал он.
– Эй, – мужчина отступил. – Оставь меня в покое.
– Буйвол проклятый.
Мужчина вытянул вперед руку вполне беспомощном жестом.
– Слушай, я не позволю тебе со мной так разговаривать.
– А если бы тебя так?
– Ты еще грозить мне будешь, ублюдок? – не видя немедленных действий, дог воспрял духом.
И тогда Рони заехал ему в челюсть. Мужчина, взмахнув руками, упал на висящие костюмы и исчез среди них, как будто бы его проглотили.
Я завизжала, вырвала руку у бабушки и бросилась к Рони. Потом быстро сунула голову между болтающимися костюмами. Мужчина лежал и стонал. Из нижней губы у него текла кровь.
– Дай ему еще раз, Рони! – возмущенно закричала я. Ах, как мне наивно казалось, что всякое зло пресекалось вот так – немедленно и без лишних колебаний.
Подбежал перепуганный продавец.
– Успокойся, мальчик, – сказал он, стараясь держаться от Рони подальше. – Я вызвал охрану.
О нет! Нужно бежать. Но столкнуть Рони с места было все равно, что столкнуть каменную стену. Я врезалась ему в грудь и посмотрела на его умоляюще. Его глаза сверкали, губы были плотно сжаты.
– Рони, это Клер. Эй, Рони, посмотри на меня!
– Никогда больше не бей своего ребенка, – крикнул Рони через мою голову мужчине. – Это подло.
– Рони, – молила я. – Пошли.
– Нападение, – простонал мужчина. – Ну, погоди у меня. Тебя сейчас арестуют.
Бабушка Дотти неожиданно подошла к нам с Рони сзади и обняла нас обоих за плечи.
– Рони, – строго приказала она. – Ты и Клер. Отправляйтесь на стоянку. Оба! Я сама помогу бабушкам. Ну, быстро!
Вокруг уже собрался народ. К нам приближались двое охранников.
Я обвила рукой Рони, стараясь защитить, уберечь его. Мне хотелось, чтобы он стал невидимым. Я знала, почему он так поступил. Мы все знали. Большой Роан точно так же бил его, когда он был маленьким. И никто-никто не попытался защитить его.
– Вызовите полицию, – услышала я интеллигентный голос бабушки Элизабет. Сама я стояла с закрытыми глазами, прижавшись к Рони, и где-то у меня под ухом билось его сердце. – Посмотрим еще, кого здесь следует арестовать. Я все выскажу, – многозначительно пообещала она.