Тень на обороте
Шрифт:
— О чем вы спросили его?
— У меня было уйма вопросов, но успел задать я лишь один… Попросил рассказать, как все было на самом деле. Увы, присутствие этого существа оказалось чересчур… чересчур невыносимым для меня. Он уже не был человеком, став чем-то иным. Я не смог даже договорить. Он слушал, но пил мою жизнь. На то, чтобы узнать ответ, меня уже не хватило.
— Я дослушал его ответ. Но не понял.
— Значит, его слова в твоем сознании. Здесь ты, наверное, поймешь их.
Невольно, я обратился к своей памяти, клейменной чужой речью.
«…да, я убил младенца в храме Зла. Скажешь, пустяк? Люди нынче совершают злодеяния и пострашнее? Но людям проще, сами того не зная, с той самой поры они перекладывают часть своей вины на меня и моих потомков. Потому что так и задумано… Я стал первым. Я верил, что совершаю благо. И я знал, что поступаю чудовищно. Все во мне протестовало, но исполнил задуманное…
Однажды кто-то пересекает опасную черту. Не сгоряча, не по скудоумию или ужасной случайности. А осознанно приняв необратимое решение, переступив через себя. Понимая, что именно он творит… И тогда мир меняется. Каждый раз, становясь иным. Каждое новое непереносимое зло меняет его снова и снова.
Нельзя убивать невинного и беззащитного, даже если он — вражеское семя. Но я убил младенца. И мой мир обернулся. А я сам стал Оборотнем в этой новой яви. Мир изменился, но вся горечь его никуда не делась и теперь шла прямо через меня, ибо именно я дал ей дорогу… Я поклялся, что стану стеречь покой других, собирая и храня под своей печатью все дурное, что будет в новом жизни. Я и мои потомки. Нам не знать покоя, мы стали проклятием для всех. Но воплотив зло в себе самих именно мои потомки сберегут нынешнюю явь от него, пока не наступит последний час, и все не вернется к прежнему порядку…»
— То есть когда Оборотень будет убит там, где все началось — мир вернется к прежнему равновесию?
— Ошибка будет исправлена. Тот, кто стал причиной всех бед — понесет наказание. Равновесие будет восстановлено. Мне так кажется, — неуверенно подтвердил Кассий.
— Это все?
— Ты не впечатлен?
— Не особенно. Он начал, а я, видите ли, должен закончить… Так или иначе, финал един — Оборотню смерть на алтаре. А счастливому и свободному миру процветать во веки веков. Только кто в новом мире будет нести груз ответственности? Сомневаюсь, что люди сами способны на это.
— Воин — всего лишь человек. Древний, измученный, взваливший на себя груз непомерной вины. Но всего лишь человек. Откуда ему знать, как все происходит на самом деле? Откуда нам всем знать, что в наших поступках значимо, а что нет?
Кассий вдруг усмехнулся. Я не знаю, как я это угадал — дымчатый сгусток крал выражение лица собеседника. Однако именно в этот момент ощущение горькой иронии стало почти осязаемым. Тень беззвучно переместилась, обогнула меня и склонилась над лежащей Илгой, всматриваясь так долго и пристально, что я забеспокоился. Демонстративно вклинился между ними.
Лицо Илга прикрывала
— Возьми ее за руку, — подсказал мягко Кассий. — Она погибнет здесь, если останется надолго. Это место не для людей. Но твое присутствие облегчит страдания.
Я прикоснулся к Илге, и девушка встрепенулась, вздохнув глубоко и жадно. Открыла глаза, заморгала непонимающе.
— Уведи ее. Здесь больше нечего делать. А последний удар должен быть нанесен там, наверху, на алтаре, где когда-то убили младенца.
— Могу я… — я сомнением оглядел колышущийся силуэт. Симпатии Кассий у меня не вызывал, но Эввар приложил столько усилий, чтобы найти отца и помочь обрести ему покой. — Могу я сделать что-нибудь для вас? Альвин бы желал этого.
— Благодарю. Вы уже сделали. Вместе с моим сыном. Все узы оборваны, теперь я могу уйти. — Кассий умолк, несколько мгновений смотрел на отверстый Глаз, затем стал исчезать, истаивая.
Привычным усилием я обернулся, крепко держа за руку Илгу.
Снова почти ничего не изменилось. Только пропало ощущение, что снаружи больше ничего нет. Там, за дверью равнодушно плыл сквозь время старый, громадный замок. И где-то наверху, по галереям носился одуревший от скуки Аргра. Мне вдруг мучительно захотелось увидеть и обнять нелепого зверя. В последний раз… Хоть кого-то, кто беззаветно и преданно любит меня, несмотря ни на что.
Нет, сейчас об этом думать не станем.
А забавно… Над спуском в этот зал тоже есть руническая надпись: «темное» или «черное». Или «беспросветное». Может быть, имелся в виду всего лишь «черный ход»? И никаких пафосных тайн.
Илга поднялась на ноги, пошатываясь и растирая виски. Дыра, накрытая плитой со знаком Югов, по-прежнему сочилась смрадным духом, но по сравнению с тем, что творилось в «промежутке» — это лишь слегка тревожило. Правда, мерное шуршание плененных стражей, которые никуда не исчезли, все же нервировало.
— Здесь, кажется, был кто-то?
— Да, один старый знакомец. Он уже ушел.
— Это и есть то место, где…
— Да.
— Уже… все?
— Мы заключили соглашение. Я свою часть исполнил. Твоя очередь.
И не дожидаясь, пока слова окончательно проникнут в ее сознание, я трусливо отступил, сделав вид, что поглощен срочным занятием. Надо поставить зеркала с метками. Чтобы кровники не прорвались, пока я буду умирать. Они придут на кровь, но защита должна продержаться. Заодно кровники перебьют стражей. А после моей гибели — они исчезнут. Надеюсь.
А если нет? Илга пострадает… Погодите, это во мне сейчас забота об Илге говорит или трусливая попытка избежать смерти? Отложить, пока я не придумаю что-то? Потом снова возникнет препятствие… И снова.