Тень над Вавилоном
Шрифт:
Дэнни передал трубу обратно Хауарду, который тут же принялся разглядывать, как солдаты укрепляют лестницу.
– Годится, – тихо произнес он. – Почетная трибуна. Да к тому же почти на нужном расстоянии. Если стена находится от нас в тысяче двухстах девяноста ярдах, то до трибуны будет ярдов тысяча двести пятьдесят. То, что нужно. Давай-ка, определи до нее точное расстояние.
Прилаживать громоздкий цилиндр дальномера к смотровой щели было неблагодарным занятием, но не прошло и десяти минут, как Макдоналд надежно установил его на треногу и приник к окулярам в центре торцевой части. Он сфокусировал раздвоенное
– Одна тысяча двести сорок два ярда.
Они снова разобрали дальномер и отложили его в сторону.
Макдоналд достал крошечный переносной компьютер и включил его. Практика в Баданахе и последующие наставления Ашера сделали его специалистом в программах по баллистике.
– Так, давай немножко попрактикуемся, – произнес Хауард. – Скорость ветра… – Он посмотрел на небольшую приборную панель рядом с собой – один узел, справа налево. Барометр: девятьсот восемьдесят девять миллибар. Влажность: восемьдесят процентов. Температура воздуха: тридцать один градус.
– Температуру в градусах Фаренгейта, пожалуйста, – попросил Макдоналд, вводя остальную информацию.
– Извини, восемьдесят шесть.
Макдоналд закончил ввод и нажал клавишу «SUM». Не прошло и пары секунд, как на экране загорелся ответ. Он прочитал данные для тысяча двухсот сорока ярдов.
– Если я оставлю прицел неизменным после пристрелки, которую я делал на тысячу двести ярдов, пуля уйдет на двадцать девять дюймов ниже и на десять дюймов левее. Поэтому необходимо перевести на десять делений вверх барабан регулировки превышения и на три деления вправо регулировку упреждения.
– Хорошо, – похвалил Хауард. – Это совпадает с твоими записями вычислений?
– Мои вычисления сделаны для промежутков между расстояниями до цели только через каждые двадцать пять ярдов, а не через пять, как это делает компьютер. – Макдоналд пролистнул свою тетрадь и нашел страницу с погодными данными, наиболее близкими к тем, что они замерили. – Да, соответствующие числа совпадают. Все правильно.
– Ну что ж, Дэнни, считай, что мы уже в деле, – произнес Хауард со злорадной усмешкой.
Сзади них опять раздалось сухое «хлоп» рогатки.
– Чертовы козы, – пробурчал Зиглер.
60
На него снова нашел приступ слепой ярости.
Чем сильнее становилась ярость, тем больше она помрачала его ум, а чем больше помрачался его ум, тем сильнее становилась ярость. Это была безжалостная спираль, ведущая в пропасть к буйному помешательству. В своих худших проявлениях ярость становилась неуправляемой, она почти лишала рассудка и заставляла крушить все и вся, что только попадало в его поле зрения.
Все еще сдерживая себя, мужчина злобно сверкнул глазами на столовый прибор, расставленный перед ним на длинном столе, затем на оцепеневшего от страха слугу, стоявшего в конце комнаты. Жалкое, ничтожное создание, подумал он. Все они – ничтожества!
Тлеющая убийственная злоба разгоралась в его голове, и наконец ярость одолела все сдерживающие барьеры. Резким взмахом руки он смел со стола блюда, тарелки, бокалы и бутылки. Эхо звона бьющегося хрусталя и фарфора стихло, и взгляд
– Убирайся.
– Ваше превосходительство, – с дрожью и страхом прозвучало в ответ, – мне навести поря…
– УБИРАЙСЯ! – Мужчина грохнул тяжелым кулаком по столу.
С побагровевшим и трясущимся от гнева лицом он встал со стула. Перепуганный слуга уже не нуждался в дальнейших указаниях. С жалобным криком он выскользнул из комнаты, не забыв прикрыть за собой массивную дверь.
Оставшись в одиночестве, мужчина свирепо пнул свой стул так, что тот взвился в воздух. Словно пойманный зверь, он начал метаться по комнате, пытаясь избавиться от охватившего его чувства. Он знал, что ярость каждый раз возникала от одной и той же мысли, как только он задумывался об этом человеке. Человеке, который солгал ему и предал его. Единственном иностранце, которому он доверял и которого считал повинным во всех своих унижениях.
Келли. Лжец и предатель Келли. Само имя повергало мужчину в темную пучину бешенства. Он оскалил зубы и в который раз прорычал это имя в пустую комнату. Келли! Он был другом Келли и откликался на его просьбы. Он был добросовестным и перед Келли и перед Соединенными Штатами. А они его предали. С тех пор он много раз клялся себе, что Келли еще будет молить его о пощаде, как это делали многие до него. И вот тогда…
Рука мужчины нащупала пистолет на бедре. Он достал его из кобуры. Лязг затвора отозвался от стен, когда он его передернул. Келли! Неожиданно он прицелился и два раза выстрелил в сторону массивной деревянной двери. Грохот оказался оглушающе громким. Одна из пуль срикошетила от стены из армированного бетона в изысканный серебряный кофейник на дальнем конце стола и, пробив в нем дыру, опрокинула его на пол. Мужчина не обратил на это внимания. На столе образовалась лужица кофе, начавшего потихоньку стекать на пол.
Теперь сюда никто не войдет, подумал он. После того, как прозвучали эти выстрелы, никто не отважится войти. Слух о стрельбе разнесется очень быстро. Повсюду люди будут дрожать от страха, съежившись от его гнева, словно высохшие крысы, а их кишечники будут опорожняться от одной мысли, что их сюда пошлют первыми. Запуганные…
Это хорошо, подумал мужчина. Пусть толпа живет в страхе. Это помогает держать ее в узде. И пусть Келли доставят к нему, когда наступит час расплаты. Но ею не станет милосердная пуля – для Келли это будет бесконечная сумасшедшая боль, долгая и медленная смерть от душераздирающих пыток.
После стрельбы он почувствовал некоторое облегчение. Рассеянно он достал патрон из патронника пистолета и вставил его в магазин, добавив туда еще два патрона из ящика в столе, чтобы заменить те, которыми он выстрелил. Его мысли отвлеклись. Завтра…
Завтра. Должно быть, наверху, на улицах, сейчас уже темно. Завтра будет важный день. Обстоятельства вынудили его действовать, но, как это случалось всегда, он обернет все в свою пользу. Вынудили, подумал он злобно. Перед ним стояла единственная альтернатива: либо это будут иранцы, либо сирийцы. Он ненавидел и тех и других, но сирийцев все-таки больше.