Тень нестабильности
Шрифт:
…но наемница никогда не пыталась вызвать их осознанно. Кто знает, чего можно добиться, хорошенько постаравшись?
«Хуже не будет в любом случае».
Глубоко вздохнув, девушка прикрыла глаза и попыталась расслабиться. Получалось из рук вон плохо: буря эмоций, бушевавшая у нее внутри, не давала сконцентрироваться; в голове роились назойливые мысли… и хуже всего была уверенность: ничего у нее не выйдет.
Лика упрямо сжала зубы.
«Не думать. Не думать ни о чем. Цепляться за вот это странное ощущение… будто меня нет. Мир вокруг есть —
Она всеми силами вытесняла из головы любую осознанную мысль, до боли кусая губы, чтобы отвлечься… и в какой-то момент это начало работать — да так, что Лика, передернувшись от ужаса, попыталась вынырнуть из того жуткого состояния, в которое сама же себя загнала.
Но сознание продолжало меркнуть, отступая под натиском темноты. Наемница не могла даже открыть глаза — она уже не владела своим телом. А вскоре и вовсе перестала его ощущать.
По мере того, как ускользали мысли и рвалась связь с реальным миром, эмоции только усиливались — становились чище и яснее, заполняя образовавшуюся в сознании пустоту. Не сдерживаемые больше разумом и волей, ледяным потоком нахлынули страх, безысходность, боль, ярость… и где-то там, на самом краю восприятия — тепло. Нежность. Счастье.
Лика чувствовала, что начинает задыхаться. Холод обступал ее со всех сторон, сдавливая грудь, наполняя все естество девушки отчаянием… из последних сил она потянулась вперед — к тому слабому, недосягаемо-далекому отблеску тепла.
Внезапно темноту прорезала невыносимо-яркая вспышка. Когда свет рассеялся, Лика снова начала осознавать происходящее…
У нее был лишь краткий миг, чтобы понять — все, что она видит, не может происходить с ней. А в следующую секунду это стало совершенно не важно…
…ведь ее вели на расстрел.
…Смирение постепенно выдавливает волю к борьбе. Нет больше желания цепляться за жизнь. Нет больше смысла сопротивляться — приговор вынесен. Кандалы сковывают руки и ноги. И перед глазами — холодная серая стена.
— Огонь!
Несколько выстрелов сливаются в один — и кажется, что люди вокруг нее падают долей секунды позже, чем по всему телу огнем расходится невыносимая боль. Мучительно-долго приходит спасительное небытие: казалось, она вечность лежит на земле, пытаясь вдохнуть — но не в силах даже слабо застонать. Лишь надсадно бьется сердце в не до конца выжженной груди…
Свет меркнет. И перед глазами — уже другая картина.
…Разноцветные глаза на безупречно-правильном лице женщины смотрят с холодным презрением. Зло кривя полные губы, она произносит:
— Ты выполнила все, что я тебе приказывала. Очень хорошо. И теперь ты хочешь получить награду, не так ли?
— Именно. У нас был договор, Айсард. Мне не нужны деньги — просто дай мне уйти, и ты больше никогда меня не увидишь.
Голос
Она знает, что единственная награда, которая ей достанется — смерть. Все к этому шло с самого начала.
Пальцы смыкаются на рукояти бластера…
«Ну, давай. Твой ход. Я готова…»
Но шаги за спиной она слышит слишком поздно. Видимо, все-таки не готова…
— Арестовать, — все тем же спокойным и презрительным тоном. — И казнить.
Плечи пронзает резкая боль: один из подошедших солдат заламывает ей руки за спину.
Кажется, она пытается кричать. Вырывается, лягаясь, словно дикий тритт…
Но все ее сопротивление приводит лишь к одному: сильный удар в живот выбивает воздух из легких, заставляет скрутиться от боли…
— Подготовить расстрельную команду, мэм?
— Много чести, — холодно бросает женщина. — Пристрелите при первой возможности, вот и все.
Вспышка света — и картина вновь меняется.
…Покрытая струпьями рука в мольбе протягивается к равнодушным прохожим. Больные глаза с отчаянной злобой всматриваются в этот бесконечный людской поток; с ненавистью скользят по очертаниям далеких небоскребов.
Даже панораму города она теперь не может видеть четко — зрение не позволяет. Мир сузился до участка грязной, заплеванной мостовой и потрепанной подстилки, у которой валяется ветхая шляпа.
— Подайте, добрый господин… — жалобно, с надрывом умоляет нищенка — и сама себя ненавидит за это.
Она ведь еще совсем молода… ранение, полученное в одной из бесчисленных стычек, сделало ее жалкой старухой в неполные сорок.
Никому не нужна наемница-калека. А протезы слишком дороги…
По изможденному, некогда привлекательному лицу скатывается слеза, оставляя светлую дорожку на грязной щеке.
— Эй, тетка! Ноги не болят, если весь день поджимать, а?
Глаза нищенки яростно сверкают — и нахальный мальчишка заходится в хриплом кашле, массируя перехваченное внезапным спазмом горло. Испуганно глядя на женщину, над которой только что насмехался, он поспешно скрывается в толпе.
«Нет. Нет. Нет! Этого не произойдет. Так не будет!» — прорывается сквозь темную пелену отчаянная мысль.
«У меня ведь есть шанс… все еще может быть хорошо…»