Тень Орла
Шрифт:
– Ты слишком много себе позволяешь, старик.
Ритул бросил вопросительный взгляд, готовый по одному движению брови хозяина зарубить визитеров.
Двое молодых одновременно выступили вперед. При входе они оставили свое оружие, но, сомкнув плечи, загородили старика собой. Тень, белый от злости, искал на боку оружие. Ритул уже сомкнул пальцы на рукояти. Эвридика подобралась, готовая к прыжку. Молчание повисло такое напряженное, что, казалось, в маленьком помещении сейчас разразиться гроза.
Внезапно Тень шумно выдохнул и опустил руки.
– Вира золотом – это сколько? –
Молодые так же слаженно отступили.
– Судья был главой семьи, – старик многозначительно цокнул, – вира золотом должна покрыть все расходы на похороны и обеспечить достойное приданое его незамужней дочери.
У Тени не нашлось сил даже чтобы рассердиться.
– Еще ни один дрянной повар не обходился мне так дорого, – пожаловался он, ни к кому конкретно не обращаясь, – столько и хороший повар не стоит!
Испуганным диким конем проскакав по коридору, Тень Орла ворвался в покои правителя, которые уже привык считать своими, и с размаху бросился на ложе. Подушки полетели в стороны.
Рука нащупала кожаный мешочек.
Тень огляделся: шторы были задернуты. Он бросился к дверям, закрыл их, торопливо наложил тяжелый кованый засов и повернул изумруд.
– Это ты виновата!
– Я? – изумилась женщина, прекрасная, как лунная ночь на побережье вечного моря. Черные блестящие волосы струились по плечам, сияла белозубая улыбка. Казалось, гнев хозяина ее забавляет.
– Ты и твои сестры! Это вы потребовали крови. А теперь я должен всей Акре.
– Правитель всегда должен своему городу. Что тебя удивляет?
– А тебя не удивляет ничего! – Тень схватил сосуд с маслом для ламп, отлитый из цветного стекла, и с размаху запустил в стену.
– Ты хоть знаешь, ЧТО мне предложили!
– Погасить долг крови, взяв в жены девушку из обиженной семьи, и произвести от нее наследника, – предположила черноволосая, чуть прикрыв пушистыми ресницами нестерпимо сияющие глаза. – Догадаться не сложно. Это мудрость древних: убил кормильца – корми сам. Взял жизнь – дай жизнь. Это справедливо.
– Это отвратительно. На кой мне сдалась эта Монима? Что я буду с ней делать?
– Ах, вот что тебя беспокоит, – кивнула черноволосая, – ты обручился этим кольцом сразу с тремя демонами и больше не можешь быть мужем женщине. Но, дорогой мой, этой девушке не нужен муж. Ей нужна диадема. Дай ее ей, и она будет довольна.
– Но как я объясню ей, что я… Вас, что ли, показать?
– Да ничего не объясняй, – черноволосая пренебрежительно махнула узкой ладонью, – не понравилась она тебе – и все. Отсели в другие покои и призывай только для трапезы.
– Это твой совет? – сощурился Тень. – И чем я за него заплачу? Вы ведь даже не мигнете бесплатно. Просто удивительно, до чего вы похожи на здешних купцов, я уже начинаю думать, не родственники ли вы часом?
– Можно сказать и так, – черноволосая улыбнулась. – Людей, как и демонов, создали боги. А мой совет – это такая малость. Я возьму за него совсем недорого. Хотя бы… – она огляделась, – вот это блюдо с апельсинами. Это ведь недорого, правда? Что могут стоить обычные апельсины?
– Зачем они тебе? – изумился Тень.
На площади дурным голосом орал царь всех ослов: серое, даже почти в яблоках, крупное копытное с большими карими глазами, сейчас вдохновенно прижмуренными. Он тянул морду, как будто пытался поцеловать небо, и прижимал к спине длинные уши, словно боялся оглохнуть от собственных воплей.
Хозяин его, маленький плешивый человек, одетый как небогатый горожанин, давно уже смирился с судьбой, пославшей ему столь голосистого напарника. Пока он еще торопился доставить товар кривому Абасу, его бурная деятельность даже собрала небольшую толпу зевак. Он прыгал вокруг осла и тележки, тянул его за уздечку, манил хлебом, обмакнутым в патоку, пинал коленом, а получив острым копытом в голень, охромел, и, разразившись потоком проклятий, выломал жердь из собственного забора. Этой жердью он принялся охаживать осла по бокам. Но хозяина упрямца посетила не самая лучшая идея. Если пинки и тычки ослик воспринимал с терпением стоика, то палку встретил как оскорбление и личный вызов. Он взвился на дыбы, как легендарный Буцефал, взбил копытами воздух и испустил первый душераздирающий вопль, от которого спавший на заборе кот в изумлении свалился во двор, а небольшая колония обезьян, неторопливо бредущая из фруктового сада, с визгом шарахнулась врассыпную.
Неожиданно собственный голос ослику очень понравился. Он, видимо, и не предполагал, что его горло способно издавать столь сладостные звуки.
Теперь хозяин крикуна больше никуда не торопился. Кривой Абас давно закрыл свою лавку, и получить свои кровные четыре монеты еще до заката уже никак не светило. И поэтому Саул, подогнув ноги, сидел на камнях мостовой, провожая взглядом заходящее солнце, и неизобретательно, скучно ругался:
– Хоть бы ты охрип, отродье дохлой обезьяны, хоть бы земля раскололась под твоими копытами, и ты рухнул в Тартар, пугая своими воплями дурно пахнущих демонов, хоть бы твоя не в меру громогласная и неблагочестивая молитва утомила богов, и они в отместку превратили тебя в старую плешивую щетку…
Осел самозабвенно орал, не обращая внимания ни на ругань хозяина, ни на толпу.
Солнце позолотило верхушки кипарисов, погружая город в мягкое, предзакатное тепло.
– Эй, почтенный? – Саул поднял голову. Перед ним стоял сухонький старик, одетый опрятно, с тощей, торчащей бородкой. – Воистину ты счастлив, ибо боги послали тебе такое голосистое животное.
– Отстань, отец, – буркнул Саул, – я уважаю стариков, но сегодня у меня был не самый лучший день.
– Мой достойный собеседник кого-то потерял? – почтительно осведомился старик.
Саул вздрогнул.
– Хвала богам, нет!
– Неужели наши воришки, чтобы отсохли по локоть их грязные лапы, срезали у моего уважаемого собеседника кошелек?
– Боги уберегли меня от этой неприятности, мой кошелек пуст со вчерашнего дня, – буркнул Саул.
– Неужели… жена или дочь моего высокочтимого друга опозорила его уважаемый дом? – понизив голос, предположил старик, и большие глаза его округлились от ужаса.