Тень Основателя
Шрифт:
— Да, конечно… небольшая ранка. Спасибо вам, господин Ньецу! — Облегчение, читавшееся в глазах Гессара, можно было буквально резать ножом и намазывать на хлеб вместо масла. Странный он все же человек… Странный, но сразу видно, очень хороший. Вон как за своих слуг переживает…
— Пожалуйста. Мне не трудно. Если кто еще из домочадцев поранится или заболеет, обращайтесь, всегда помогу с радостью.
— Да, да, конечно! Обязательно обратимся… Да и я сам… Знаете, я такой неуклюжий… Постоянно чем-нибудь режусь. Уверен, не реже чем два раза в сутки к вам в этом доме наверняка кто-нибудь обратится за перевязкой! — В той поспешности, с которой купец ухватился за мое предложение, было нечто
Впрочем, расстройства это не вызвало. Как бы ни была полезна эта странная энергия, ощущения она вызывала просто преотвратные. Гораздо лучше быть простым уличным пареньком-лекарем, но зато вполне живым, веселым и даже сытым, чем обладать странным и, похоже, весьма немалым могуществом, взамен явно чуя холодную смерть в своей груди вместо бойко стучащего сердца.
«Хм… А скажи мне кто еще совсем недавно, что я на полном серьезе буду размышлять о возможности и действенности проклятий — ни за что бы не поверил!» — мелькнуло в голове короткое размышление, но я поспешил отогнать эти мысли. Некогда мне, я лучше об этом попозже подумаю.
Да и не важно все это. Есть проклятие, нет ли… Мне бинтов и кровевертки не жалко, этого добра у меня хватает. Так что справлюсь. Сейчас вопрос в другом.
— Ближайшие часа четыре Лесса не проснется. Так что я пока прогуляюсь. — Поправив лекарскую сумку, я направился к выходу.
В конце концов, сколько можно заставлять девушку нервничать? Лаура небось уже все ногти изгрызла, вынужденная сидеть на одном месте и не знать о том, где я и что со мной происходит.
— Дура! Идиотка! Аристократка безмозглая! Как можно не знать настолько элементарных вещей?! — глядя на лежащую на гнилой соломе и лихорадочно дрожащую Лауру, я грязно ругался, одновременно укутывая замерзшую девушку в свой плащ и пытаясь решить, какие именно лекарства из имеющегося у меня немногочисленного набора могут помочь в этом случае.
А ведь вечер начинался так хорошо…
Взяв у Гессара свидетельство о том, что я нанят официальным лекарем семьи д’Касс, каковое свидетельство в том числе являлось официальным пропуском на вход и выход из Верхнего города, я быстро добрался до замка, прикупив по пути еды, сменной одежды для себя и Лауры и кое-какие полезные мелочи, отсутствие которых в нашем практически пещерном жилье было особенно неприятно.
Вот ведь насколько проще жить, когда ты прилично одет, от тебя не разит застарелой грязью и потом, ты спокойно можешь зайти в любую лавку, честно купить там все, что тебе понадобится, не опасаясь, что за тобой немедленно бросятся с криками: «Держи вора» или «Убить колдуна»!
Так я рассуждал, обдумывая возможность переезда из холодных и неуютных развалин древнего замка в более теплые помещения. Ну хотя бы комнату в какой гостинице снять, благо средства, награбленные у Рвача, это вполне позволяли.
«За» — предоставление Лауре, вплоть до отъезда, более-менее приличных условий для жизни с возможностью ежедневного мытья, стирки вещей и нормальным питанием. Учитывая ее раны, конечно, поджившие за прошедшую неделю, но все еще весьма неприятные, это было бы весьма кстати. Аргументом «против» было то, что «ночная гильдия», взбудораженная гибелью своего «князя», наверняка продолжает наши поиски. И если я, в своем новом качестве, могу ее не слишком опасаться — ну какой сумасшедший опознает в личном лекаре богатого магната задрипанного мальчишку-оборванца из предместий? —
В общем, подобный переезд требовал самого тщательного обдумывания. И именно этим я и занимался, пока, войдя в замок, не обнаружил бьющуюся мелкой дрожью в жестокой лихорадке девушку.
Речная лихорадка. Которую, в отличие от иных болезней, не могла вылечить ни моя кровь, ни слюна, ни известные мне более традиционные средства и эликсиры.
Знаю, бывало. Опыт имеется. Весьма, надо сказать, неприятный опыт.
Сам я простуде не подвержен — и великая слава за такой подарок моим предкам. Но вот с болезнью этой сталкиваться приходилось, и впечатления я вынес самые неприятные.
Когда поздней осенью Талька однажды вечером вдруг начала хлюпать носом, особого волнения у меня это не вызвало. Сделав для нее простой общеукрепляющий настой, я спокойно уснул и проспал почти до полуночи. Разбудили меня едва сдерживаемые стоны. Мою подругу била жесточайшая лихорадка. И вот тут мне пришлось побегать. Спасти ее, в отсутствие нормальной еды, было непросто. Высокая температура, судороги, головная боль и ломота во всем теле… в отчаянии я поил ее буквально всем, что только мог придумать, начиная от простейшего настоя ивовой коры, который снимал головную боль, и заканчивая собственной кровью.
Но увы… эту болезнь, как оказалось, моя кровь излечить не могла. Или все же могла, просто лечение было слишком медленным? В конце концов, Талька ведь все же выздоровела… Медленно, мучительно медленно, но болезнь все же отступила.
А потом, после выздоровления, я, собрав все наши невеликие средства, буквально на руках оттащил ее к сапожнику, чтобы тот сделал ей приличные зимние сапоги.
И вот мой кошмар возвращался. Простуда! Черт бы побрал любовь этой драной аристократки к чистоте! «Я не могу позволить себе пахнуть подобно навозным свиньям…» А сдохнуть от воспаления легких ты себе позволить можешь?
В общем, обнаружив мечущуюся в жару Лауру и выяснив причины ее заболевания, наговорил я много всего и всякого. Только вот в приличном обществе ни одно из моих высказываний повторять нельзя. Может быть, не будь Лаура так похожа на Тальку, я бы мог отнестись к ее болезни проще. Но сейчас, казалось, вновь ожил и повторяется старый и вроде бы давно забытый кошмар. И, совершенно не отдавая себе отчета в своих поступках, я стал действовать, как тогда.
Когда болела Талька, от голода и постоянной кровопотери я, признаться, соображал довольно туго. Это если выражаться мягко. Если же говорить начистоту, то действовал я в большинстве случаев совершенно рефлекторно. И похоже, тело запомнило всю ту последовательность действий и решений, а поскольку Талька выжила — запомнила ее как вполне удачную и подлежащую воспроизведению при возникновении аналогичных ситуаций.
В общем, к тому моменту, как я очнулся и восстановил командование над своим взбесившимся телом, у входа в комнату горел небольшой костерок, в котелке над которым запаривалась ивовая кора. Я же, завернув Лауру в свой плащ и держа голову абсолютно ошеломленной девушки на своих коленях, пытался заставить ее пить мою кровь, вытекающую из разрезанного запястья.
Еще одним, маленьким и по сравнению с остальным совершенно неважным, моментом было то, что, обращаясь к ней и уговаривая ее потерпеть, я называл ее Талькой, Талей и даже Талией. Но какое это имело значение на фоне всего произошедшего? Так, мелочь… По крайней мере, так мне в тот момент показалось.