Тень победы
Шрифт:
— Стало быть, ты теперь на тренерской… — Савин произнес это таким голосом, что Сергей поднял на него глаза и принялся внимательно изучать бывшего наставника, как будто видел его в первый раз.
Савин выглядел неважно. Лицо было землистого оттенка, под глазами залегли темно-синие круги. И вообще, он как-то весь осунулся и постарел — удивительно быстро, всего за каких-нибудь полтора месяца.
— Можно сказать, что на тренерской… — подтвердил Степанцов. — А если называть вещи своими именами, я уже не боец.
— Ну почему же? — возразил Савин, — Ты молодой,
И тут Сергей взорвался. Копившаяся в душе обида и злость внезапно выплеснулась наружу.
— Да ни хрена уже нельзя сделать! — заорал он так, что Савин вздрогнул, и хлопнул ладонью по столу. Стакан с остывшим чаем подпрыгнул на столе, а ложечка жалобно звякнула о стекло. — Какой может быть боксер без команды, а? Как ты мне говорил? «Мы вместе, мы единое целое, мы — одна команда»… Где теперь эта команда, у тебя в жопе?
Савин дернулся, будто пропустил тяжелый удар по печени. Лицо его исказила гримаса боли и обиды.
— Подожди, Серега, не шуми. Все было не так, как тебе кажется. Одновременно так и не так, поверь мне…
Степанцов перевел дыхание, поиграл желваками, пытаясь успокоиться. Снова отпил из стакана, поставил его на стол и спросил уже тихо, другим голосом:
— Зачем ты выкинул полотенце, Анатольич? Ты же знал, что я могу продолжать бой?
Савин кивнул. Причем кивнул с таким трудом, будто шейные позвонки у него проржавели и отказывались сгибаться, но он преодолел их сопротивление усилием воли.
— Да, — согласился он, — я это знал, но ты многого не знаешь. Я должен тебе рассказать правду. Может, после этого ты меня поймешь, — он снова встал и принялся расхаживать по комнате, чтобы вывернуться из-под тяжелого взгляда боксера. — Ты думаешь, что я струсил? — Савину мешали
говорить руки, и он заложил их за спину, как заключенный. — Да, не буду спорить. Лучше я признаюсь честно — струсил. Это правда. Но если ты скажешь, что я испугался за себя, то это будет вранье! — он подошел к шкафу — и долго рассматривал кубок, завоеванный Сергеем двенадцать лет назад на первенстве спортивного общества «Динамо». — Это был красивый финал, — сказал он еле слышно сам себе.
Но Степанцов прекрасно все расслышал.
— Да, — согласился он и повторил: — финал был красивый.
— Так вот, теперь ты сам тренируешь и можешь судить, что к чему, — продолжал Савин и снова прошелся по комнате. — Ты, наверное, еще не успел
прочувствовать… Хотя… Какого черта? Это чувствуешь с самого первого дня, с первой же минуты! Любовь! И ответственность за своего воспитанника! У тебя это было?
Степанцов жестом показал, что есть такое.
— Вот видишь? — оживился Савин. — И у меня тоже всегда было это чувство, всегда. С тех самых пор, как начал тебя тренировать. Ведь ты мне был как родной сын!
Сергей сидел с каменным лицом, не проронив ни слова. Он понимал, что это еще не всё. Тренер не выговорился. у
— И тогда, в Вегасе, — начал Савин: голос его звучал глухо, а интонации вполне годились для речи священника на похоронах, — я испугался не
— Вряд ли мы поймем друг друга, — упрямо пробурчал Степанцов, отворачиваясь.
И, тем не менее, в словах Савина было что-то такое, что заставило его смягчиться; посмотреть недавние события с другой точки зрения. Да, теперь он хорошо понимал, насколько сильным может быть страх за дорогого, близкого тебе человека. Сергею почему-то вспомнилось, как Савин в начале общения подсовывал ему интересные книжки и даже заставлял отчитываться по содержанию, пока Сергеи сам не пристрастился к чтению.
Да что там говорить, Вадим Анатольевич заменил ему отца, которого в его жизни никогда не было. Если на одну чашу весов положить все, что Савин сделал для него, а на другую его финт с белым полотенцем — что перевесит? Разум подсказывал Сергею одно, а сердце — другое. Слишком сильна была обида на тренера. После минутного раздумья Степанцов встал, подошел к Савину, протянул ему ладонь, и мужчины обменялись крепким рукопожатием.
— Вадим Анатольевич, я…Сергей запнулся, хотел сказать, что был неправ, но слова почему-то не шли, врать не хотелось, и ему пришлось сменить тему: — У меня есть один парнишка. Зовут Вадимом… Вы знаете, я бы, наверное, тоже сильно за него боялся, если что. Я понимаю вас… — он замолчал, на лице его отразилась сложная и противоречивая борьба чувств.
В глазах Савина затеплился огонек надежды: ведь он надеялся не только на прощение, но и восстановление команды в прежнем составе. Слишком много времени, сил и души вложил он в этого парня, чтобы не попытаться вернуть отношения в. прежнее русло. Наконец Сергей собрался с силами и сказал:
— Вадим Анатольевич, давайте все забудем и расстанемся друзьями. Сохраним друг о друге только хорошие воспоминания.
Все планы Савина рухнули в одно мгновение. Он тяжело вздохнул, обвел взглядом маленькую тренерскую. Его взгляд остановился на белом полотенце, висевшем рядом с умывальником. Ему вдруг показалось, что в складках материи явственно обозначился голубой крест. В голове зазвучала мелодия:
«Врагу не сдается наш гордый „Варяг", пощады никто не желает!» А он вот — сдался, так было надо! И теперь с этим ничего не поделаешь.
— Ладно, наверное, ты прав, — сказал он, сморщившись, словно от боли, — некоторые вещи нельзя исправить. А может, и не нужно…
Он встал и, ссутулившись, пошел к двери, на пороге обернулся: Степанцов с выражением облегчения на лице шел за ним следом.
— Не надо, не провожай, — по-стариковски надтреснутым голосом сказал Савин. — Я найду дорогу. У меня билет на вечерний рейс. Я все равно не собирался задерживаться здесь надолго.