Тень правителей
Шрифт:
Звонок раздался в шесть утра.
– Чёрт проклятый! Опять ему Армагеддон привиделся!
В воскресенье ровно в шесть утра мог позвонить только Левон. Это был его старинный приятель, они дружили с института. Левон был из московских армян, пятое поколение в столице, говорил только по-русски и неплохо по-английски, на исторической родине бывал раза два, и то по служебным делам.
Левон был преуспевающим адвокатом и, как любой хороший адвокат, временами впадал в дикий запой.
В эти страшные часы презрения к нормам правопорядка в его обычно мирной атеистической
– Приезжай, гнида! – обреченно сказал Павел. – Поспать всё равно не дашь.
Левон сидел на полу возле камина, тихий и какой-то сникший.
– Знаешь, чего я запил? Ехал позавчера на судебное заседание. Я всегда в суд на метро езжу, чтобы не опоздать. Дед сидит напротив, с виду вроде цивильный. И вдруг он мне говорит: «Вы – подлый человек!» Я налево-направо посмотрел, никого рядом нет. Я ему в ответ: «Ты чего, старый хрыч, с утра нажрался?» А он так посмотрел на меня, я даже не могу передать как, встал и вышел. Меня до сих пор колбасит, будто он мою сущность наизнанку вывернул.
– Пора отдохнуть, заработался, – сказал Павел. – А лучше поезжай в Ереван, посети храмы предков. Хотя не стоит. Вдруг совесть проснётся, придется профессию менять.
– Гад ты, Пашка! – оживился Левон. – Нормальная у меня профессия, куда без неё ворам и жуликам. Я, между прочим, одному турецкому банку отказал. Закипело во мне праведным гневом, они же наших в одиннадцатом году резали.
– Во-во! Пациент начинает выздоравливать, – Павел сел в кресло напротив камина. – Крепкая славянофильская ненависть к иноверцам всегда вдохновляла на борьбу с супостатом и прочие трудовые подвиги. Не забудь уменьшить мзду с подзащитного, раз уж каяться потянуло.
Его любезная супруга одно время зачастила в церковь. Ей тотально не везло ни с кино, ни с театром. Он даже пытался давать какие-то деньги на предполагаемые постановки, но средств хронически не хватало, дом и квартира забрали слишком много. В итоге или из-за этого, по глубокому убеждению жены, проекты спектаклей рассыпались после третьей-четвертой репетиции.
«Послушай, если ты так хочешь блистать на сцене, – сказал он при очередном скандале, – продай ты, к чёртовой матери, свою машину».
– Давно пора продать твой дом! – стальным голосом сказала Ольга.
Вот так, между молотом и наковальней, она что-то выпрашивала у бога, милостыню или отпущение грехов, он старался не думать об этом. Пьяным он попробовал её унизить. «В Средневековье актёров хоронили за церковной оградой, – сказал Павел. – Как-то нелепо обращаться туда, где твою братию не жалуют».
Жена завершила макияж и одарила голливудской улыбкой: «Я на кастинг, милый! Буду поздно. Поужинай где-нибудь самостоятельно…»
Левон умиротворённо спал в кресле.
«Он правильно расставил приоритеты, – подумал Павел. –
______/////_______/////________
– Наша эпоха бездарна. Миром правят портные, поэты умерли, философы скатились в психоаналитики, а кинозвёзды жалко пародируют великих трагиков прошлого.
Свой обличительный монолог Эразм произносил, поставив одну ногу на опущенный в море табурет и выпивая из горлышка нарядной бутылки.
– Кстати, спасибо за «Маcallan». Первый раз в жизни пью настоящий шотландский виски, – Эразм сегодня был на редкость пьян. – Вы, правда, привезли его из Лондона?
Стояла чудная погода, Павлу удалось с воплями отправить очередную партию продукции, и он пригласить Эразма сибаритствовать на пляж.
– Какое счастье, что Высоцкий умер до наступления свободы. Чтобы он сейчас пел и кого бы играл?! Выступал бы на концертах – пчёлы против меда? – Эразма закачало на ветру, и он неуклюже плюхнулся в воду.
– Воистину! – сказал Павел. – Новый островной коктейль: виски с чистой как слеза водой Охотского моря.
– Вы всё иронизируете, – обиженно прогундел Эразм. – А мне придётся неумолимо трезветь, в порядке солидарности со всей нашей великой страной.
– Вы тривиальны – хранитель традиции. Кажется, ещё Плиний ворчал, что нравы стали унылы, читать и слушать некого, а цены на рыбу из Тибра задраны сверх всякой меры. А дело ведь было до наступления точки отсчёта современной хронологии.
– Послушайте вы, антискалигер. Эта замечательная маска трезвомыслящего исследователя исторических процессов не спасает от тошноты окружающей действительности. Народ глупеет, президент прилюдно удивляется коррупции в правительстве – можно подумать, он в этом правительстве не всех знает лично -страна катится в тартары, а вы… Вы, высокомерный москвич, грабите на излёте рыбные ресурсы нашего уникального острова. Казнить боярина, и немедля! – Эразм воткнул указательный палец в песок.
– Не поверишь… Всё украдено до нас… – пропел Павел.
Лицо Эразма сразу потеплело, став искренним и почти блаженным: «Он инопланетянин – Шклярский. Он всю свою жизнь находит нужную, нет, не слова, тональность происходящей сущности. Он, Башлачев и Цой. У Гребня так не часто, у других и того реже. Башлачев и Цой покойны, царство им небесное, он последний знаменосец этого рок-полка, вышедшего биться с химерами».
– Я замечал, что к Шклярскому одинаково трепетно относятся мятущиеся натуры и уличные проститутки, – сказал Павел. – А вот устойчивый московский средний класс, то, что раньше называлось «сотрудники НИИ и ведомств», а теперь «офисный планктон», его просто не слышат. Максимум того, что воспринимают – Сукачев, и то с панибратской усмешкой.