Тень рока

Таран Михаил

— Вам нужен покой. Отдохните, наберитесь сил. Тем более сейчас ночь. Я уверен, Хаупт-командор непременно прибудет к Вам завтра, — сообщил врач и тихим шагом направился дальше, продолжая осмотр своих пациентов.

Эзекиль Монг остался один, не смотря на то, что госпиталь был под завязку забит ранеными. Все они, как и капрал, были одни. Оставшись один на один со своей болью и печальной, незавидной участью, всецело занимающей их мысли, эти калеки даже не замечали своих соседей по несчастью. Не замечали, словно их и вовсе здесь не было. Отрешённость делала их замкнутыми и абстрагированными от ужасной реальности. Никто из них не хотел общаться и изливать душу, все просто лежали и стонали, мучительно не веря в жестокость судьбы. Монг был не исключением, он тоже не обращал никакого внимания на тех, кто лежал в паре метров от него. Ему было плевать на их боль и горе. Ему хватало своей боли. Потратив несколько долгих минут, чтобы

найти удобную позу для сна, Монг наконец-то закрыл глаза. Но заснуть не получалось. Да и как тут можно заснуть, когда голову разрывает от бесконечного потока мыслей, а тело изнывает от постоянной и не унимающейся боли. Он пролежал всю ночь, изредка переворачиваясь с боку на бок. Переворачиваясь с кряхтением и стоном, которому вторил скрип пружин старой железной койки. Наверняка он был не один такой и этой ночью многие не спали, но всё равно капрал чувствовал какую-то неловкость каждый раз когда переворачивался. Неловкость от того, что своим скрипом и кряхтением он непременно мог разбудить тяжелораненых солдат, что чутко спят, измученные своими ранами. Именно поэтому он старался переворачиваться как можно реже. Он делал это только тогда, когда понимал, что уже отлежал бок и некоторые участки кожи из-за этого даже лишились чувствительности. Да и боль в груди, что отзывалась на каждое движение, не особо мотивировала к тому, что бы перевернуться. Да, ночь была долгой и мучительной. Капрал Эзекиль Монг размышлял о мальчишке с сияющими глазами и его словах на счёт злобного ангела, что прячется в этом мире. Размышлял о своём отчиме, судорожно придумывая слова, с которых начнёт свою историю. Размышлял о дренаже, торчащем из груди и пугающем докладе доктора о проделанной операции. Мысли сменяли друг друга, носясь по кругу одна за другой. Но они так и не обретали логической завершённости и от того снова возвращались в голову капрала, который отчаянно пытался разложить всё по полочкам и во всём разобраться. Пытался, но у него это никак не получалось и мысли снова уходили, уступая место следующим, разобраться с которыми тоже не удавалось. Этот безумный круговорот мыслей крутился в голове Эзекиля до самого утра, а с восходом покинул его голову, словно и не было там никогда никаких мыслей. Утром капрала пригласили в перевязочную, что расположилась в соседнем помещение. Перевязочная выглядела более аккуратной и стерильной, нежели то помещение где он и ему подобные лежали. Осыпающиеся стены и потолок были закрыты белоснежными простынями. Вдоль стены стояли металлические столики с инструментами и бинтами. Санитары заботливо уложили Эзекиля на кушетку. Вскоре появился уже знакомый врач. Тот самый высокий мужчина, что подходил к капралу этой ночью. Врач был уже без стетоскопа, но в колпаке и марлевой маске на пол лица. Вместо халата был стерильный хирургический костюм. Врач подошёл к одному из столиков и принялся там с чем-то возиться. Спустя мгновение он развернулся, на его руках были белые латексные перчатки. Санитары подтащили столик с инструментами ближе к кушетке, на которой лежал взволнованный происходящим Монг.

— Ну что, как Вы себя чувствуете, капрал? — учтиво уточнил врач, присаживаясь на заблаговременно приготовленную рядом с кушеткой табуретку.

— Неплохо. А зачем мы тут собрались? — осторожно спросил капрал, хлопая своими напуганными глазами.

— Нужно убрать эту трубку из Вашего тела. Если Вы не против конечно. — спокойно произнёс доктор, макая тупфер в спирт.

— Дренаж? — с трудом выдавил из себя побледневший Эзекиль, наблюдая, как санитары разматывают повязку.

— Да, его, — кивнул доктор, щедро обрабатывая спиртом область вокруг дренажа, да и сам дренаж в придачу. Монг сморщился, рану невыносимо жгло.

— Надеюсь это не больно? — не переставая морщиться, уточнил капрал.

— Не особо, — ответил врач, срезая скальпелем нитку, узлом которой дренаж был фиксирован к коже.

Затем раздался негромкий треск кремальеры. На дренаж наложили зажим и потянули.

— Твою мать! Ты же сказал, что не больно! — зарычал покрасневший от напряжения капрал.

— Я сказал «не особо», — секунду помедлив, ответил врач.

Дренаж был удалён, оставалось лишь ушить оставшееся после него отверстие в коже. Врач взял иглодержатель, зарядил в него иглу с нитью и сделал быстрое и уверенное движение. Эзекиль вновь закряхтел. Но самым болезненным оказался даже не прокол иглой, а затягивание узла. Очень неприятное чувство, от которого на лбу молодого капрала проступила испарина.

— Ну, вот и всё, а ты боялся, — весело воскликнул врач, отрезав излишки нити и бросив инструмент обратно на стол.

Эзекиль Монг ничего не ответил, лишь недобро взглянул на своего мучителя. Рану вновь забинтовали тугой повязкой. Двое крепких санитаров помогли капралу встать на ноги. Через минуту он уже вернулся на свою койку, рядом с которой его ждал посетитель. Усатый Томми

держал в руках круглую, жестяную банку тушёнки и весь светился от счастья.

— С возвращением, Ваше Благородие! — вскочив со стула, воскликнул Томми.

— Томми, друг! Я несказанно рад тебя видеть! — кивнув головой, заверил Эзекиль.

Обессиленный капрал осторожно уселся на край своей кровати, стараясь не побеспокоить рёбра. Но всё же побеспокоил и боль, словно молния пробила всё его тело.

— Я смотрю Вам уже лучше. Я вот подарок принёс. В карты выиграл вчера, — весело добавил Томми, протягивая банку.

— Спасибо, но я думаю тут и так сносно кормят, — ответил Монг, принимая подарок.

— Я бы не был в этом так уверен, Ваше благородие, — с напускной серьёзностью произнёс Томми.

— Где Сигилиус? Ты его видел? — оживился капрал, вновь вспомнив о таинственном Сетте и целой армии ангелов.

— Нет, Ваше благородие. Я его не видел. Но я говорил с солдатами, как раз тогда когда мы играли в карты и они мне кое-что рассказали. Кое-что пугающее. — Томми поправил завитушки на своих усах, накручивая их на палец и осторожно огляделся. Создавалось впечатление, что он взволнован и даже напуган.

— Рассказали что? — насторожился Эзекиль и тоже огляделся, опасаясь, что кто-то может их подслушать.

— Нечисть, милорд. Генерал Абрахт заключил сделку с нечистью, — чуть слышным шёпотом произнёс Томми.

Сказанные им слова казались абсурдом или глупой шуткой, но выражение лица усатого солдата было серьёзным.

— Что за чушь! — усмехнулся капрал и тут же схватился за больной бок.

— Генерал изменился. В его теле живёт какое-то жуткое существо. Да и вообще, за всей его армией следует «тень рока». Тень, которая вселяется в солдат, лишая их воли. Поговаривают, что те, кто поклянётся в верности новым богам, получит бессмертие. Душа вознесётся вверх, вольётся в «тень рока», а после проникнет в новое тело, заполучив над ним контроль. И так будет продолжаться вечно. Что же это, если не нечисть? — чуть слышно шептал Томми, осторожно прикрывая свой рот ладонью, словно беспокоясь, что кто-то сумеет разобрать сказанные им слова, прочитав их по губам.

— Новых богов? Тень рока? Бессмертие? Это по меньшей мере суеверия… А если копнуть глубже, то это ересь. Советую тебе не болтать больше об этом, пока сюда не явились агента Искариот. — Эзекиль осторожно закинул ноги на кровать и улёгся.

— И пусть явятся! Я думаю, что тринадцатый отдел нужно поставить в известность. Нужно рассказать им всё. Это не нормально. Ладно бы слухи, это сомнительный довод, но я кое-что видел сам. Видел своими собственными глазами, как несколько солдат из арьергардной роты резали друг другу лица. Резали и смеялись как полоумные. Их тела потряхивались в еле заметных судорогах. Это не нормально, Ваше благородие. Не знаю как Вы, а я думаю, нам стоит отсюда выбираться и как можно скорее, — взволнованный Томми пересел со стула на краешек кровати и, не спуская глаз со своего друга, продолжал шептать.

— То есть ты считаешь, что арьергарды одержимы? — Эзекиль изменился в лице. Поджал губы и нахмурил брови.

— Ничего я не считаю, Ваше благородие. Я университетов не заканчивал, в кадетских школах не учился. Всё что я знаю, я Вам уже рассказал. Нужно бежать, пока и нас не превратили в этих монстров. — Томми вновь огляделся.

— Интересно… И какой же у тебя план? — не спуская глаз со своего друга, уточнил Монг.

Томми быстро вскочил и, поправив свой мундир, уверенным, громким голосом заявил:

— Поправляйтесь, Ваше благородие! Я зайду к Вам завтра и надеюсь, что вы составите мне компанию на прогулке. Свежий воздух весьма полезен. — Томми притопнул своими тяжёлыми сапогами и поклонился. После чего напялил на голову каску и быстрым шагом покинул помещение.

— Ну-ну. Прогулка значит… — задумчиво повторил капрал, разглядывая лежащую на прикроватной тумбочке банку тушёнки.

Следующие несколько часов Эзекиль провёл в размышлениях о том, что ему сообщил Томми. Всё это было очень странно и больше походило на солдатские байки. Но то, что Томми видел своими глазами и то, что он описал… Да, Эзекиль читал об этом на курсах истории Вечной Войны. Без сомнения всё это напоминало одержимость. Но все одержимые были уничтожены много столетий назад, ещё до великого исхода. Может быть, Томми ошибся? Может быть, ему со страху что-то почудилось в тени? Слишком много «может»… Да и просто так солдаты слухи бы распускать не стали, тем более про своего генерала. Абрахта все любили, сложно даже представить, что бы кто-то сочинял про него небылицы. Нет, всё это действительно было странно. Но убегать, как того хочет Томми, капрал не собирался. Для начала нужно убедиться в достоверности этих баек. Нужно знать наверняка, прежде чем бежать с доносом в тринадцатый отдел. Поскольку если всё окажется не так, как говорит Томми, то их сочтут предателями и дезертирами, посмевшими очернить имя доблестного генерала Абрахта.