Тень Роксоланы
Шрифт:
Сумерки – время усталости, подготовки к отдыху. Дела одного дня уже завершены, а на начало новых нет времени, и усталые руки складываются в бессилии, а затуманенные глаза сами закрываются. Сумерки обволакивают, уговаривают отдохнуть. Зачем суетиться сейчас? Завтра будет новый день, и тогда все вновь проснется, обновленным и радостным, и можно продолжать начатое.
Вот только день может и не наступить. Тем более что за сумерками с неизбежностью следует ночь.
Время шло. На стамбульских базарах говорили уже о праведности Хюррем
А вот о великом визире, Ибрагиме Паргалы, говорили худое. Теперь его обвиняли в тайном христианстве, во взяточничестве и стяжательстве. О нем говорили, что во время последнего похода в Персию он посмел присвоить себе султанский титул, называл себя Сераскир Султан! А еще говорили, что Искандера Челеби, бывшего дефтердара Османской империи, казнили безвинно, по навету Паргалы, который возжаждал получить богатства казначея. Болтали также, что Ибрагим свел с ума свою жену, Хатидже Султан, и держит ее в темных покоях, чтобы она болела от страха и умерла поскорее. Хатидже Султан и в самом деле не отличалась твердостью рассудка, но был ли в этом виновен ее муж – неизвестно. А народ на стамбульских базарах уверенно обвинял его во всем. В скором времени эти слухи докатились и до Топкапы, постучались в покои султана вместе с его тайными соглядатаями.
Хюррем Султан рассматривала небольшой макет будущей мечети, представленный ей главным архитектором. Она любовалась чистотой линий, роскошными белыми куполами, просторными оконными проемами… Прикрыв глаза, воображала, как маленькое здание растет, становится огромным, и множество людей входят под прохладу сводов, и гудят негромко голоса, и солнце заглядывает в окна, заливая все внутри чистым золотым светом.
– Мне нравится, – сказала она, и Мимар Синан покраснел от удовольствия.
Бывший воин, он недавно занял должность главного архитектора и был очень чувствителен к похвалам. Мечеть, которую строила Хюррем Султан, стала первым его большим проектом, и Синану хотелось сделать нечто внушительное, великолепное, такое, чего не было больше нигде. Архитектор мечтал построить такие сооружения, о которых будут помнить долгие столетия, он жаждал прославить не себя, но всю империю. Великолепные дворцы и храмы, которые Синан видел во время походов в земли неверных, не давали ему спокойно спать, будоражили воображение, и он хотел превзойти тех архитекторов, что строили подобную красоту.
– Этот макет нужно показать повелителю, – заявила Хюррем Султан. – Но я и так знаю, что он скажет. – Она ободряюще улыбнулась Синану. – Ему наверняка понравится.
– Тут будет очень
– Прославить имя несложно, – заметила Хюррем Султан, и улыбка ее стала надменной, но эта надменность относилась не к архитектору. Султанша думала обо всех тех, кто сейчас кланяется ей до земли, превозносит ее до небес, но за пазухой держит пузырек с ядом или острый кинжал. – Прославить несложно, – повторила она. – Я не славы ищу, но хочу сделать что-то действительно нужное людям. Смотри, Синаи, вот здесь будут бани, а тут – торговые лавки, тут – столовая для бедняков… Это здание будет не только величественным, в нем будет все, в чем нуждаются жители Стамбула.
– Вы правы, госпожа! – Мимар Синаи низко поклонился. Он действительно уважал Хюррем Султан, несмотря на все слухи о кровавых делах, которые ходили о ней. Архитектор понимал, что недоброжелателей много, очень много. К тому же, не было никаких доказательств, что Хюррем Султан действительно замешана в чем-то неподобающем, а тем более жестоком. А вот о ее благих делах Синан знал очень хорошо, и доказательств им было предостаточно. Как умный человек, архитектор предпочитал верить собственным глазам, чем рыночным сплетням.
– Не скупись на расходы, Синан-ага, – сказала султанша. – Здание должно быть не только надежным, но и красивым. Лучшие материалы, лучшие мастера… Все, что тебе потребуется – я предоставлю. Обращайся прямо ко мне, если будешь испытывать нужду хоть в чем-либо.
– Непременно, султанша, непременно! – Мимар Синан вновь поклонился. Сердце его радостно подпрыгнуло: теперь он в самом деле сможет построить нечто выдающееся! Иншалла! И все это – благодаря Хюррем Султан, да будет Аллах благосклонен к ней.
Великий визирь Ибрагим-паша, прозванный Паргалы по месту рождения, называемый Макбул – Фаворит, военачальник и дипломат, тонкий психолог, ухитрявшийся проскользнуть невредимым там, где другие обдирали не только руки, но и теряли головы, палач, со спокойной душой пытавший и казнивший именем повелителя, гордец и униженный, зять султана Сулеймана и его любимый друг, верный соратник, имеющий власть, равную власти самого повелителя мира, отправлялся во дворец Топкапы на ужин со своим господином и товарищем.
Ибрагим Паргалы шел бестрепетно, подняв голову так, что казалось, будто борода его устремляется прямо к небесам, торопясь встретиться с Аллахом. На него смотрели с завистью, почти не скрываемой за любезными улыбками и низкими поклонами, о нем говорили за спиной мерзости, но в лицо никто не смел выразить даже тень неодобрения. Судьбу Искандера Челеби, могущественного дефтердара – главного казначея Османской империи, не хотел разделить никто. Поэтому вся ненависть к великому визирю ограничивалась шипением ему вслед да редкими выкриками из толпы, когда Ибрагиму-паше доводилось проходить по улицам.