Тень рыцаря
Шрифт:
Делайте с ней все что угодно, но позвольте мне умереть, думал я, но с губ моих слетело совсем другое.
– Прекрати, – сказал я; предательские слова сами вырывались сквозь стиснутые зубы. – Прекрати сейчас же.
Герин улыбнулся еще шире.
– Голос появился? Отлично. – Он ввернул иглу поглубже, и тело Валианы свело судорогой.
– Прекрати, – повторил я, дергаясь в путах, узлы на веревках врезались в болевые точки тела.
Дариана тревожно посмотрела на меня, но Герин не обращал внимания.
– Не
Дариана оглянулась.
– Кто-то идет, – сказала она.
– Я ничего не слышу, – раздраженно отозвался Герин.
– Слышишь ты или нет, но кто-то сюда идет.
– Очень хорошо. – Герин повернулся к другим двум Необагренным. – Идите, найдите тех, кто там шныряет, и убейте их. Мы с Дарианой завершим ритуал. – Он посмотрел на меня, держа руку на игле, воткнутой в щеку Валианы. – Представь себе, Фалькио, только представь, что кто-то идет спасти тебя. Пусть надежда закрадется тебе в сердце хотя бы на мгновение – тогда последнее падение будет еще слаще.
Необагренные ушли, но, несмотря на увещевания Герина, надежды я не ощутил. Я знал, что Кеста там нет. И Брасти не явится чудесным образом спасти меня. Я остался совсем один.
Я думал, что от этой мысли ко мне придет отчаяние, но вышло наоборот: уравнение оказалось настолько простым, что я даже удивился, почему раньше этого не понимал.
Я один.
Валиану убивают.
Допустить этого я не могу.
Так просто. Почему я раньше об этом не думал? Я бы просто вырвался из оков, убил Необагренных, и Валиана была бы спасена.
Просто.
Восьмилетний мальчишка грозит кулаком небу и клянется: «Меня зовут Фалькио валь Монд, и я буду плащеносцем». У мальчика ничего нет. Отец ушел, мать постепенно чахнет в одиночестве. Он не знает, как драться, и не умеет махать клинком. И все же…
Все же внутри у него что-то есть.
И в тебе тоже, говорит он мне. То, что мы с тобой никогда не теряли. То, чего они не могут у нас отобрать.
Что это, спрашиваю я.
Мальчишка Фалькио смотрит на меня как на болвана. Хочешь, чтобы я сказал это слово? И что это тебе даст?
Не знаю. Что-нибудь. Слова имеют значение.
Хорошо, говорит он и смотрит на свою ладонь. Там что-то написано. Мгновение спустя он поднимает взгляд на меня и улыбается. Вот это слово. Представляешь?
Так что это за слово, спрашиваю я.
Не знаю. Я еще не научился читать, глупый.
Покажи мне, прошу я.
Он раздумывает, словно хочет сохранить свою тайну, но затем наконец-таки раскрывает ладонь.
Ты читать-то умеешь, спрашивает он.
Рука мальчишки кажется мутной, как и весь остальной мир вокруг, но не слово. Слово выделяется четко.
Да, говорю я. Да. Я умею читать.
У нас с тобой только это и осталось, да? Это то, что они не могут отобрать.
Да, соглашаюсь я, единственное, что они
Он качает головой. Нет. Необязательно это говорить. Это надо проявлять. Нужно показать им.
Ладно, соглашаюсь я. Но я все равно хочу произнести это слово.
Что-нибудь изменится, спрашивает мальчик.
Для меня – да, отвечаю я. Слова много значат. Без слов нельзя рассказать историю, а без историй мы бы так и не узнали о плащеносцах.
Ладно, говорит он, произнеси для меня это слово, но поторапливайся. Пора показать им, что у нас внутри под всей этой дурацкой шелухой.
Я замешкался, потому что боялся и еще хотел, чтобы он снова меня попросил.
Так что это за слово, нетерпеливо спросил он.
Отвага. Это слово «отвага».
Мальчишка улыбнулся. Хорошее слово, говорит он. Разве можно забыть его?
Да, соглашаюсь я, не надо его забывать, но иногда мне кажется, что я его забываю.
Ты же теперь больше не забудешь?
Никогда. Я его никогда не забуду. Они нас никогда не сломают. Тогда покажи им, требует он. Покажи им, что такое отвага.
Мальчишка хочет, чтобы я освободился из пут и сразился с Герином. Он всего лишь мальчишка. Так не получится, хочу объяснить я ему, но не хочу расстраивать, поэтому молчу.
– Замечательно, – слышу я Герина, когда они с Дарианой подходят ко мне. – Погляди на него. Он, должно быть, полностью парализован. Не чувствует ни рук, ни ног, ни остальных частей тела, вся нервная система разрушена, и все равно он пытается освободиться. Думаю, дай мы время, может, ему и удалось бы.
Дариана встревожена.
– Неужели это возможно?
Конечно, чертова дура. Есть на свете вещи сильнее ненависти и смертоносней страха, и это одна из них. Кто-то должен дать ответ на порок и разложение этого мира.
Герин молчит, прищурившись, а затем улыбается.
– A-а, это нита. Дело в ните!
– Разве ему не должно быть от этого хуже? – спросила Дариана.
– Я тоже так думал, но похоже, что из-за нее нашим токсинам сложнее воздействовать на его нервную систему. Полагаю, внутри него борются два яда. Но все равно из-за боли и горя он должен быть парализован. Так почему же он продолжает двигаться?
Дариана внимательно рассматривает меня. Глаза ее выглядят как-то странно. Печально.
– Из-за нее, – наконец произносит она.
Герин смотрит на Валиану.
– Девчонки?
Дариана кивает, но голос ее выдает.
– Он готов вытерпеть любую боль, лишь бы мы перестали мучать ее.
– Что за глупость! Он до сих пор считает себя одним из древних героев, вытканных на гобеленах, – отмахнулся дашини. – Если бы он сам себя увидел таким жалким и сломленным, то даже не вздумал бы шевелиться. Просто ждал бы девятой смерти, собрав остатки достоинства.